Воскурить вторую порцию сией травыВо вторник в клинике много пациентов. Проводится вакцинация для профилактики самых разных видов гриппа, и эту массовость вполне можно списать на ипохондрическое расстройство доброй половины кампуса и большинства инопланетных гостей. Медицина, возможно, сделала большой шаг вперед за последнюю сотню лет, и каждый хороший доктор знает, как лечить то или иное вирусное заболевание. И одним из плюсов кампуса Академии было то, что все кадеты и персонал были обязаны делать прививки. Четверг проходит примерно в том же духе, и Леонард надеется, что он не подхватит экстраустойчивые вирусы, которые порождает больница. Он моет руки вдвое чаще, чем обычно, и говорит себе, что эта паранойя не из-за того, что он не выпивал с субботы.
Леонард почти не встает с кровати в пятницу утром. Он чувствует себя разбитым, как будто у него похмелье, при том, что накануне он не брал в рот ни капли, и в этот момент он жалеет себя. Только шум, создаваемый Николасом, заставляет его подняться, потому что этот несчастный парнишка, в общем-то, не обязан пытаться сойтись с Леонардом, особенно если тот решит остаться в кровати и постепенно превращаться в овощ. Он чувствует себя неважно уже с прошлых выходных.
Леонард снова приходит на занятия, чудом не опоздав. Поставив свой кофе на парту, он прикрывает глаза на минуту, стараясь не прислушиваться к живым разговорам студентов, звучащим на заднем плане. Но вот кто-то нарушает его спокойствие и заодно личное пространство, и Леонард, даже не открывая глаз, может с уверенностью сказать, что это Кирк. Он делает два глубоких вдоха, но, тем не менее, раздражение никуда не исчезает.
- Вау. Я думал, что ты такой только по понедельникам, - протягивает Кирк, - но ты всё ещё выглядишь отвратительно.
- Отъебись, - отвечает Леонард довольно резко и с чувством.
- Нет, серьёзно. С тобой всё в порядке?
Леонард приоткрывает глаз и недобро смотрит на Кирка.
- Всё в порядке.
- Ладно, - Кирк садится и кидает свой падд на парту, что производит довольно много шума. - Не хотелось бы узнать, как ты выглядишь, когда у тебя случается плохая неделя.
- Но эта неделя была просто офигительно замечательной, спасибо, - отрезает Леонард, хотя он не то чтобы врет: эта неделя была действительно лучше, чем предыдущая. Судя по виду Кирка, косящегося на Леонарда, ему уже не слишком весело. Маккой мог только догадываться, с чем это было связано: то ли он действительно так плохо выглядит, то ли Кирк собрался преподать доктору несколько мудрых жизненных уроков, которые он успел усвоить за целых двадцать лет своей жизни. Откровенно говоря, Кирку бы не помешало засунуть все свои советы куда подальше, но Леонард так и не смог озвучить этот посыл - Кирка спас Хиггенс, начавший читать лекцию.
Доктор не слышал ни слова из всей лекции. На самом деле, он почти уверен в том, что отключился, а очнулся только тогда, когда студенты начали выползать из аудитории.
Кирк трясёт его за плечо.
- Просыпайся, - говорит он, магическим образом оказываясь уже на ногах с сумкой на плече. Он ловит Леонарда под руку, когда тот спотыкается о последний стул в ряду и чуть ли не здоровается с полом.
- Блядь.
- Мне кажется, тебе нужно выпить ещё кофе.
- Лучше позавтракать, - бурчит Леонард. После долгого сидения в одном положении восстановить равновесие получается не сразу, и доктор чувствует слабость в ногах. - И ещё глоток бурбона.
Кирк кивает:
- Это я могу устроить.
Леонард позволяет Кирку вести себя; рука Джима крепко сжимает его запястье и ни на секунду не отпускает. Кирк доводит его до ближайшей столовой и усаживает за стол, а сам занимает очередь. Голова Леонарда опускается на холодную поверхность стола. Это несколько помогает, и он вспоминает, что у него должна быть с собой антипохмельная микстура. Однако он слишком долго возится в сумке, и Кирк уже возвращается с блинчиками и ещё чем-то, похожим на яйца, поэтому доктор бросает свои поиски.
- Бурбона нет, но если ты всё ещё хочешь пропустить рюмочку, то у меня есть виски, - Кирк подталкивает одну из тарелок в его направлении.
- У меня есть свои запасы, - отзывается Леонард, умалчивая о том, что у него на самом деле уже не осталось ни капли. Он выпил всё или, быть может, разлил где-то, но факт в том, что он не сможет достать ещё бурбона до этих выходных. Кирк передает ему стакан апельсинового сока и принимается уплетать блинчики за обе щеки.
Есть совершенно не хочется, и Леонард уже почти убежден в том, что его стошнит, если он попытается. Но через некоторое время его желудок перестает бунтовать, он чувствует себя лучше, пусть и незначительно. У него до сих пор болит голова, но теперь боль становится просто тупой, ноющей, надоедливой. Когда он поднимает глаза, то встречает взгляд Кирка. Джим смотрит на него и уплетает свой завтрак, и Леонард ждёт вопрос, который буквально застыл в этих голубых глазах и который звучит в его голове голосом его матери, по некоторым причинам. У него есть отрывистое воспоминание о разговоре после слушания об опеке, по окончанию которого Леонард проснулся совершенно другим человеком. Но Кирк молчит. Он просто смотрит на Маккоя на несколько секунд дольше, а после снова сосредотачивает всё своё внимание на завтраке.
У Кирка в тарелке в два раза больше еды, чем у Леонарда. Тост в добавку к блинчикам и миска с фруктами чуть в стороне. Он ест быстро и аккуратно, и каждый раз выразительно приподнимает брови, когда ловит взгляд Леонарда.
- Тебе что-нибудь нравится? - он усмехается, и Леонард бы с удовольствием закатил глаза, если бы не знал, что головная боль усилится даже при этом незначительном движении. Но он всё же берет свою вилку и накалывает на неё кусочек мускусной дыни из тарелки Кирка. Она влажная и сладкая. Кирк смеется и поднимается с места, чтобы взять еще одну тарелку с фруктами и стакан сока для Леонарда.
- По крайней мере, сейчас ты уже не выглядишь как выжатый лимон, - говорит он, усаживаясь обратно на своё место уже с добычей.
- Но лучше я себя все равно не чувствую, - признается Леонард. Он всё ещё ждет вопроса. Кирк не похож на Николаса или интернов, которые побаиваются вывести доктора из себя. Они продолжают смотреть друг на друга, Кирк упорно жует, и Леонард уже не воспринимает его взгляд так враждебно, хотя, несомненно, он предпочел бы его не замечать. Маккой ощущает, что Кирк, глядя на него, видит не только его «обложку», но и то, что внутри, хотя вот это уже ни хрена не его дело.
- Так ты спросишь? - нетерпеливо бросает доктор, когда ему надоедает ждать.
- Спрошу что? - Кирк пожимает плечами. - У тебя была бурная, а может, просто бессонная ночь, и если бы я был на твоем месте, то ударил бы первого человека, который бы полюбопытствовал, что со мной стряслось. И мне бы не хотелось, чтобы ты навалял мне. Или все-таки ты хочешь, чтобы я спросил?
- Нет, - отвечает Леонард.
Кирк снова пожимает плечами, всем своим видом говоря: «что ж, это твое дело». Они заканчивают завтрак в молчании. Глаза обоих скользят по комнате, они наблюдают за другими людьми. Несколько человек машут Кирку, а он в ответ поднимает большой палец, и в этот момент Леонард осознает, что, хоть он и учится в одном классе с Кирком, и даже узнает некоторых кадетов в лицо, он не знает никого лично. Этот факт уже не задевает так, как несколько недель назад, но напоминает ему тот день, когда он впервые оказался в колледже. Сейчас он подозревал, что это вообще типичная ситуация для него, и следующие три с половиной года предвещают быть далеко не самым лучшим периодом в его жизни. Что ж, радует то, что Леонард привычен к черным полосам в жизни.
В 11 у Леонарда лабораторная, а Кирк, кажется, приметил ещё кое-кого для проведения приятного вечера, судя по тому, как он пялится на темнокожую девушку-кадета, дефилирующую по столовой, как по подиуму. Леонард берет поднос Кирка, дабы отнести его, и он очень удивлен, что по возвращении обнаруживает Кирка на месте. Тот останавливает доктора, кладя руку ему на плечо.
- Эй. Если тебе всё же захочется виски… - он что-то быстро набирает на падде Леонарда, после чего хлопает его по плечу и уходит прочь. Леонард ощущает тепло ладони Кирка через ткань рубашки, даже тогда, когда теряет того из виду. Он берет свой падд и читает сообщение Кирка с номерами его общежития, комнаты и паролем – "Сварливому Боунсу нужно выпить, чтобы проникнуть внутрь".
Голова Леонарда болит сильнее, когда он ощущает, как в груди завязывается тугой узел, и его бросает в жар. Он закрывает сообщение и кидает падд в сумку. Он думает о том, чтобы прогулять лабораторную и последующий урок, хотя вряд ли он сможет заявиться «по адресу» сейчас же. Кроме того, ему лучше было бы не думать ни о чем другом, кроме инопланетных кишок ещё на протяжении нескольких часов.
На занятии по физподготовке Леонард едва удерживается от того, чтобы не выблевать остатки ланча. Леонард прекрасно знает: когда Санчез подает ему воду и предлагает сходить в госпиталь, чтобы взять освобождение, это не предвещает ничего хорошего. Леонард почти смеётся.
- Я всё равно тем или иным способом избавлюсь от моего ланча, - говорит он ей, не обращая внимания на её явно неодобрительный, но в то же время смущенный взгляд.
Он не отправляет сообщение Кирку и не приходит к нему в комнату в этот вечер. Все выходные он, во-первых, пытается справиться с тошнотой и, во-вторых, с упоением читает книги. Он отправляет Джоселин ещё одно сообщение, но уже не ждет ответа, когда осознает, что предстоящий на следующей неделе экзамен на знание различных лечебных препаратов будет в понедельник, то есть всего через три дня. У него нет времени сходить в магазин, а сидение за паддом до полуночи выходит ему боком – головная боль теперь сосредотачивается где-то позади его левого глаза.
Он заставляет себя продираться через строчки лекций по офицерской подготовке и сдает экзамен в 13:00, но во время этого экзамена единственной его заботой становится дрожащий в руке стилус, который он сжимает всё крепче. Леонард едва ли думает о чем-то другом до конца экзамена, а впрочем, его мысли не более разнообразны даже тогда, когда он добирается до своей кровати, откуда не вылезает вплоть до его смены в госпитале во вторник.
В среду утром на семинаре он оказывается сидящим с парнишкой, выглядящим совершенным ребёнком, и упорно доказывающим, что введение стандартных процедур - это Божий подарок Звездному флоту, но, к счастью, этот спор прерывает звуковое оповещение о новом сообщении.
«Я готов взорваться, как триста тонн тротила. Как насчёт завтрака?»
Леонард печатает ответ, особо не задумываясь: «За твой счёт».
Очевидно, Кирк всё ещё очень зол, потому что первое, что он говорит Леонарду, нагнавшему его в холле, звучит следующим образом:
- Вот ты веришь тому дерьму, которое пытаются вбить нам в головы?
Джим разглагольствует об идиотизме всех бюрократических процедур, через которые, как через круги ада, нужно пройти, чтобы чего-нибудь достичь. Вне всяких сомнений. Леонард согласно кивает. Он только что присутствовал при похожем обсуждении, но готов поспорить, что это не было даже вполовину так забавно, как если бы в этом обсуждении участвовал Кирк, который не смог бы просто усидеть на месте и смириться.
- Они вообще-то предупреждали, карьерный путь будет тернистым, - вставляет он, когда Кирк замолкает для того, чтобы запихать вафли в рот. Кирк непонимающе моргает, глядя на Леонарда, как будто он вообще забыл, что тот является частью разговора, но через секунду уже смеётся, несмотря на набитый рот. Когда я ем, я глух и нем, говорите?
- Боунс! – выдавливает из себя Кирк, когда, наконец, проглатывает еду. – Мне кажется или ты только что пошутил?
- Я не привык шутить, - отзывается Леонард, но чувствует, что его губы расплываются в улыбке, которую он не может удержать, и Кирк снова прыскает со смеху.
- Самое дебильное во всём этом то, что большая часть моей группы ведется. Как будто они действительно верят, что заполнение трех отдельных форм для ареста какого-нибудь ублюдка - хорошая идея!
- Это подстраховка на случай провала! - с чувством произносит Боунс, имитируя одного паренька из его класса. – Если бы я должен был ждать разрешений на операцию от капитана, посольства и семьи пострадавшего, то этот человек, возможно, был бы уже мёртв к тому знаменательному моменту, когда дозволения были бы получены.
Конечно, это преувеличение, и всегда есть исключения в случае чрезвычайных ситуаций, но всё-таки, по мнению Леонарда, можно было провести аналогию с арестом злоумышленника.
- Чего я не понимаю, так это: чем думает Звездный Флот, предполагая, что хоть что-то из этого нам поможет! В космосе ты меньше всего захочешь запрашивать разрешение и ждать приказ, когда твоя задница в опасности. Да у тебя просто времени не будет!
Леонард украдкой следит за Кирком, который этого не замечает, поглощенный уничтожением еды. Леонард не уверен, взорвался ли Кирк из-за чего-то, что он сказал, но в его словах определенно больше смысла, чем в словах недалеких одноклассников или в сводах идиотских правил. Припоминая последний раз, когда они завтракали вместе, Леонард предпочитает держать язык за зубами.
- Иногда я задумываюсь, а бывал ли сам Хиггенс наверху, - продолжает Кирк.
- На самом деле, это не имеет значения, - произносит Леонард неспешно. – Руководство Звездного Флота создает правила. Комитет принимает решения. Так рождаются полные сборники бреда. Ну, есть ещё другая версия. Кто-то пишет идеи на стене, но руководство выбирает из них только лучшие – те, на которые мочится гончая адмирала Арчера.
Это заставляет Кирка подавиться и закрыть ладонью лицо, таким образом удерживаясь от того, чтобы выплюнуть вафли на собеседника. Леонард ухмыляется и с чувством полного удовлетворения наблюдает за Кирком. В конечно счете у Джима получается проглотить еду и даже выпить немного воды. Его плечи всё ещё подрагивают от смеха, глаза лукаво блестят, а губы растягиваются в гнусной ухмылочке. Леонард чувствует, что Кирк с его пристальным взглядом видит его насквозь. С одной стороны, это несколько расстраивает, но Маккой и не думает отступать, к тому же, он сейчас слишком доволен собой, чтобы волноваться о чём-то.
- Думаешь, они придают большое значение брызгам? - спрашивает Кирк.
Леонард не раздумывает перед тем, как утвердительно кивнуть.
- И во главу угла они ставят те идеи, на которые собака гадит.
Следующие двадцать минут мужчины проводят в самом грязном и самом, черт возьми, весёлом разговоре, какого у Леонарда не было с тех самых пор, как он разрезал трупы в медицинской школе. Люди начинают косо посматривать на них, но Леонард не обращает на это ровно никакого внимания, его живот уже болит от смеха, когда он смотрит на Кирка, который пародирует адмирала Барнетта, демонстрирующего настройки лазерного прицела.
- Я больше никогда не смогу смотреть адмиралу в глаза! - выдавливает из себя Леонард, пытаясь вдохнуть полной грудью.
- Боунс! А я не смогу смотреть на собаку Арчера, - театрально сокрушается Кирк, заставляя Маккоя снова разразиться смехом. Он не может припомнить, когда в последний раз столько смеялся. Он вообще почти не узнает себя.
Кирк делает большой глоток сока, всё ещё посмеиваясь.
- Мне, кстати, нравится эта собака.
Леонард шутливо пинает его под столом, и этот жест удивляет обоих. Маккоя потому, что он не думал, что они находятся на том уровне их… дружбы (он кое-как находит правильное слово), когда могут толкать друг друга. Ну а Кирка удивляет острая боль в лодыжке.
- Ауч! - возмущенно вскрикивает Кирк. Если он и замечает по состоянию Леонарда, что сердце его пропускает удары, то не показывает этого.
- Ты эту собаку даже не видел ни разу, - произносит Леонард спустя некоторое время. - Это же собака! Что в ней может не нравиться?
И Леонард, глядя на Кирка, уже во второй раз отвлекающего его от всего дерьма, которое творится вокруг, и сейчас вызывающе улыбающегося, совсем не думает о собаке, когда говорит:
- Ничего.
Когда они, наконец, успокаиваются и расходятся на занятия, осознание того, что придется вернуться к реальности, падает тяжелым грузом на плечи доктора. Приятное чувство в животе после хорошего завтрака вскоре исчезает, заменяясь не совсем приятными ощущениями в и без того больной голове, где сейчас роится множество мыслей. Что уж тут говорить о концентрации на теме следующей лекции!
Этот простой разговор был слишком уж простым. С Леонардом не так просто сблизиться. После развода он стал не самым приятным собеседником, а все, кто говорят иначе, просто стараются быть вежливыми. Так почему Кирк всё-таки предложил ему позавтракать вместе?
Они с Кирком не друзья; они едва друг друга знают. Обстоятельства их знакомства были не слишком приятными: Леонард был с похмелья, по-настоящему поболтали друг с другом они всего раз потом, а всё остальное Леонард не считает настоящими разговорами. Маккой - злобный ублюдок, прекрасно понимающий, что зависать с ним не так уж и весело. Ну, это утро можно считать исключением.
Леонард выходит из класса во двор, где вовсю светит солнце, и втягивает воздух полной грудью. Он просто идиот. Хотя бы потому, что в последний раз, когда у него еще был друг, с которым он мог вот так запросто подурачиться, всё закончилось тем, что этот самый друг утешал его жену, когда брак разваливался. Но это не значит, что у Кирка есть какой-то скрытый мотив, чтобы приглашать его позавтракать. Да даже если и есть, это неважно. Во-первых, Леонард уже знает, что Кирк спит со всеми подряд. Во-вторых, Леонард уже всё потерял. Академия не похожа на настоящий дом, обещанный на рекламных листовках. Насколько хуже всё ещё могло стать? Несмотря на все улыбки за завтраком, его жизнь всё ещё лежала у его ног, разбитая на мелкие кусочки.
Уже прошло полторы недели с тех пор, как Леонард написал Джоселин, а она не ответила. И ему становится ещё хуже после того, как он возвращается с занятия по физподготовке и проверяет свои сообщения. Он кидает свой падд на кофейный столик и закрывает лицо руками на несколько минут перед тем, как взяться за коммуникатор.
Она не отвечает.
«Джоселин, ты обещала, что не будешь использовать Джо в своих целях. Она моя дочь тоже. Если ты не свяжешься со мной до пятницы, я позвоню своему адвокату».
Леонард не может позволить себе адвоката, но Пит – хороший парень, и он сказал, что Леонард может ему позвонить, если что-то понадобится. Возможно, это было скрытым предложением вытащить его куда-нибудь выпить, но, в общем-то, Леонард не собирался привередничать.
Он просматривает файлы на падде. Домашние задания – это последнее, чем он стал бы сейчас заниматься. Он узнает чувство в своем животе, это неудержимое желание забыть обо всем, и он понимает, что на это уйдёт всего тридцать кредитов и три часа, конечно, не учитывая вред для печени и ущерб от побитых стаканов, который придется возместить.
Он поднимает руку. Она не дрожит. Почти. Леонард уже полторы недели не выпивал, и, чёрт возьми, ему хочется этого.
- Блядь.
Падать ниже уже некуда. Он лжет самому себе, если думает, что это так. У него всё ещё есть руки, чтобы отталкивать людей, которые находятся рядом с ним. Но и их у него скоро не будет, если он будет продолжать в том же духе.
Он смотрит на свою аптечку и гадает, поможет ли ему снотворное сегодня вечером. Впрочем, если вероятность того, что ничего не поможет, будет велика, он может запросто убедить себя в том, что всё будет в ажуре. В итоге он принимает снотворное. Но оно всё же не действует.
Он проводит половину ночи в раздумьях о Джоселин и о том, перезвонит ли она ему, а вторую половину ночи он тратит на размышления о возможном завтраке с Кирком следующим утром. Хотя он даже не знает, где находится корпус, в котором Кирк обитает.
Леонард засыпает с рассветом, как ему кажется, перед самым звонком будильника. У него нет времени для завтрака перед уроком и его сменой. Он проводит этот день как во сне. В больнице полно курсантов, больных гриппом, но, к счастью, все случаи не слишком серьёзны. Когда доктор Эддисон спрашивает, кто хотел бы выпить, Леонард первым изъявляет желание.
Эддисон хлопает его по спине и говорит:
- Замечательно! Я уж думал, что ты совсем про нас позабыл.
В этот момент Леонард смущенно покачивается туда-сюда, чувствуя себя полнейшим идиотом и проклиная себя.
Он не помнит ничего из того, что происходит после.
Когда он просыпается, то понимает, что находится на софе в общей гостиной, а назойливый луч солнца светит ему прямо в лицо. Это причиняет немало неприятных ощущений, и Леонард переворачивается, врезаясь в кофейный столик. Он не сразу понимает, что кофе, стоящий в бутыли перед ним, на три четверти уже выпит. Каждое движение, совершаемое Леонардом, отдается в его голове ударом бонго, но эта пульсация так же хорошо знакома ему, как и вонь, обыкновенно исходящая от него после пьянки. Он закрывает глаза и некоторое время лежит неподвижно, чтобы боль ушла. Он должен проверить свои сообщения, но он уже знает, что Джоселин не звонила.
Громкий сигнал падда, слышный даже через стену, снова будит его. Николас стоит в дверном проеме, злой, как чёрт, в красной форме, которая, кстати говоря, ему идет. И в голове Леонарда проносится странная мысль, что его сосед вырос и превратился из ребёнка в мужчину. Но Николас тут же разубеждает его в этом, начиная нести ту ерунду, которая и идиоту понятна. Он вопит о том, что Леонард – самая настоящая задница, не ценящая по достоинству шанса попасть в Звездный Флот и упускающая возможность стать хорошим доктором. Серьёзно, единственное, что Леонард действительно любит (не считая своей дочери, конечно) - это отталкивать людей. Он тяжело вздыхает, потому что у него нет никакого оправдания.
Его голова снова опускается на софу. Николас продолжает вещать о чём-то и ходить туда-сюда, и каждый звук, который доносится до ушей Маккоя, можно сравнить с ржавым скальпелем, который втыкают ему в глазные яблоки. Леонард больше ничего не знает.
Звонит его коммуникатор. Он случайно сталкивает его на пол, так что ко времени, когда он всё-таки находит его и видит, кто ему звонит, вызов чуть было не уходит в раздел «пропущенные». Леонард немало удивлен. Возможно, было бы лучше, если бы Джоселин не видела его в таком состоянии. Ему понадобится всё его театральное мастерство, пока запись не кончится.
- Привет, Леонард. Вижу, мы с тобой в пятнашки играем с помощью наших коммуникаторов. Послушай, я не прячу Джоанну от тебя и не делаю ничего из того, что ты там себе понапридумывал. Мои родители были в городе, и я не хотела одновременно разбираться и с ними, и с тобой. Прости, я просто не могла физически это успеть. Если ты всё ещё хочешь поговорить с Джо, мы можем выбрать время на этих выходных. Я не знаю, какое у тебя расписание, так что решай сам. Джоанна была бы счастлива увидеть тебя, - Джоселин замолкает ненадолго. – Надеюсь, у тебя всё в порядке, - её голос кажется задумчивым, и, кажется, она догадывается о том, как чувствует себя Леонард, и ненавидит его состояние так же, как и он сам.
И Леонард ненавидит себя ещё больше.
Николас стоит неподалеку, замерев, словно статуя, но Леонард игнорирует его. Он усилием воли поднимается на ноги и заваливается в свою комнату, чтобы найти в своей аптечке хоть что-нибудь, что помогло бы ему снова почувствовать себя человеком. Дурацкий урок правоведения, который он проспал, уже кончился, и Леонард уверен, что это не пройдёт даром.
Он прислоняется к стене, чтобы голова перестала кружиться, после чего выпивает аспирин и стакан воды – классические средства для классических случаев – и возвращается в общую гостиную, чтобы извиниться перед Николасом.
Но Николаса он там уже не находит. Леонард удивленно хлопает глазами и оглядывается через плечо на ванную комнату, а после поворачивается обратно к Кирку, сидящему на софе.
- Меня твой сосед впустил, - говорит он. Ещё один идеальный кадет в красной форме. – Ты выглядишь, как кусок дерьма.
Леонард решает наплевать на его внезапное появление, потому что неспособен думать, и что-то неразборчиво бурчит в ответ. Его желудок начинает бунтовать, и для Маккоя приходит самое время оказаться в ванной комнате и попытаться не выблевать свои внутренности. В его животе не так уж много содержимого, которое может выйти, но Леонарду от этого не легче. Его потряхивает, глаза слезятся. Но он чувствует прикосновение к своей спине, теплое и уверенное, и у него уходит пару секунд на то, чтобы догадаться, чья это рука. Рука Кирка.
Леонард не может это терпеть, чёрт возьми.
Но, когда он пытается оттолкнуть Кирка, парнишка ловит его запястье и аккуратно кладет руку на край унитаза, и другой спазм, овладевающий им, заставляет его прекратить попытки отвадить Кирка. Плевать.
Через какое-то время всё проходит. Леонард чувствует себя так, словно он только что пробежал кросс на занятии физподготовки, и его руки дрожат, когда он выходит из туалета. Он слишком устал, чтобы возражать, когда Кирк притягивает его к себе и помогает добраться до гостиной.
Сев, он закрывает глаза руками и краем уха слышит обещание Кирка принести ему воды. На самом деле, доктор мечтает о том, чтобы парень ушёл, предоставив Леонарду возможность сгореть от стыда в одиночестве. Вообще, какого хрена Кирк здесь делает? Джим стоит перед ним несколько мгновений – Леонард может видеть царапины на его ботинках под идеально выглаженными штанинами брюк – и ждёт, пока Маккой возьмет стакан воды. Для начала он делает маленький глоток, во рту тут же пересыхает, но он прекрасно знает, что лучше будет не торопиться. Кирк всё ещё с ним, сидит рядом, когда Леонард отставляет стакан на кофейный столик рядом с опустошенной бутылкой бурбона.
Он старается ясно дать Кирку понять, что он здесь не нужен.
Кирк просто не замечает всех его посылов. По нему вообще не видно, о чем он думает. Он кивает в сторону кофейного столика.
- Ты получил сообщение от своей бывшей жены до или после того, как надрался? – спрашивает он, выразительно приподнимая брови.
Леонард не сразу осознает, о чем спрашивает Кирк. Но как только он понимает, перед глазами всё приобретает красные оттенки.
- Ты слушал мои сообщения? – он поднимается на ноги, покачиваясь, перед глазами всё плывет, но он не обращает на это внимания. Потому что… Какого хера?!
Кирк, не меняясь в лице, снова указывает на коммуникатор, выглядя совершенно не впечатленным гневом Леонарда, от чего тот начинает злиться уже на самого себя.
- В твоем почтовом ящике была открыта запись, - спокойно произносит он.
Леонард не находит в себе сил, чтобы проверить это. Пошло оно всё.
- Это не дает тебе права совать свой чёртов нос не в свои дела, - брюзжит Леонард.
На этот раз Кирк одаривает Маккоя тяжелым взглядом, его губы поджаты, и это выражение лица «только без глупостей» напоминает Леонарду его мать. И в целом понятно, что Кирк хочет ему сказать: заткнись и приземли свою чёртову задницу на диван, иначе ты упадешь, и мне снова придется тебя поднимать. Колени Леонарда подгибаются – не из-за чертова Джима Кирка – но он заставляет себя унять дрожь просто потому, что он не один в этой комнате находится в заблуждении.
Кирк продолжает сидеть на месте и не собирается отступать.
- Ты не пришел на урок, потому что ты, видимо, решил убить себя с помощью алкоголя. И я не вижу вокруг людей, которых бы это волновало.
- А тебя волнует?
Кирк недобро улыбается ему.
- Хоть кого-то должно волновать. Потому что ты не можешь позаботиться о себе сам.
Леонард хочет ударить его. Он хочет подойти к нему, схватить его за воротник и начистить ему рожу, потому что у него нет никакого права, никакого, блядь, права приходить сюда, как будто Леонард нуждается в присмотре и в том, чтобы Кирк сказал, насколько он безнадежен. Тугой узел завязывается в его груди, и он чувствует, что через пару секунд взорвется. Но вдруг внутри что-то переворачивается. А ведь это правда. Он сам говорил про свою безнадежность, так? И Кирк здесь и сейчас просто сказал это вслух. Желудок Леонарда снова делает сальто. В его голове дурман, а в глазах - туман.
Леонард опирается на спинку софы, чтобы удержать равновесие. Кое-как он садится, чувствуя себя беззащитным. Он снова закрывает ладонями глаза, давя на них, желая изгнать из своих мыслей всё: сообщение Джоселин, прошлую ночь, похмелье, Джима Кирка.
- Послушай, если ты хочешь, чтобы я ушёл, я уйду, - говорит Кирк, теперь немного тише и куда более мягко. Он всё ещё не двигается, но, кажется, уже готов отступить. Воцаряется тишина, и Леонард медленно прерывисто вздыхает, ощущая, как на него со всех сторон наступает темнота.
Он снова хочет сказать Кирку, чтобы тот ушел. Но что-то останавливает его. Это эгоистично и глупо, и он всё ещё едва знает этого парнишку, но если тот уйдет… Что ж, Леонард и так еле удерживается от срыва. В итоге Маккой ничего не говорит, и Кирк остается сидеть подле него.
Время замедляет ход. Дыхание Леонарда выравнивается, и в мыслях он уходит далеко-далеко, где вся его жизнь заменена равномерной пульсацией в голове. Спустя какое-то время он чувствует себя лучше и возвращается в этот мир.
Кирк всё ещё сидит рядом, наклонившись чуть вперед и подперев руками голову, когда Леонард открывает глаза. Он несколько удивлен тем, что Кирк остался.
- Обед? – спрашивает Кирк, и Леонард аккуратно кивает в ответ. У него такое ощущение, будто он сделан из стекла. Одно неловкое движение, и он разлетится на части.
Но он всё же остаётся цел, принимает душ и приводит себя в порядок, при этом не ощущая, что ему действительно полегчало. Зато на улице светит солнце. Кирк молчит, пока они идут до столовой. Кадеты, облаченные в красные униформы, усеяли весь двор. Хотя в кафе много народа и шумно, Кирк умудряется найти относительно тихий столик в отдалении. Желудок Леонарда не очень-то готов к обеду, но доктору всё же удается немного поесть и выпить почти весь кофе.
Через несколько минут Кирк возвращается и, садясь напротив, смотрит на Леонарда. Его взгляд не требовательный, ему, в общем-то, всё равно, говорит ли Леонард что-нибудь или нет. Этот обед – просто неплохая пауза. Всё складывается почти так же, как и в первый раз, когда они пили кофе, только теперь Кирк не пытается заполнить тишину, рассказывая всевозможные глупости. Но Леонарду всё-таки неловко сидеть в тишине, и, пожалуй, в первый раз со времени развода ему действительно есть, что сказать.
Он никогда не боялся озвучивать свои мысли. Он без проблем говорил о своих неудачах. Но слишком многое он упустил, будучи мужем и отцом, поэтому об этом ему говорить не так-то просто. Бурбон никогда не бывает столь вкусным, как в те моменты, когда Леонард хочет забыться.
Но Кирку уже два раза «повезло» оказаться рядом с Леонардом, когда того выворачивало наизнанку. И Леонарду не хочется повторять это ещё раз. Он не хочет падать ещё ниже.
- Знаешь, как моя жена получила планету в процессе развода? – спрашивает он, приподнимая брови, но Кирк не двигается. Он лишь переводит внимательный взгляд на Леонарда. – Она просто забрала мою дочь.
Эти слова повисли в воздухе. Но, чуть погодя, Кирк отзывается:
- Вот отстой.
- Ещё бы.
Это всё, что они говорят.
Но всё меняется.
Леонарду приходят два сообщения: первое - от Эддисона, справляющегося о том, благополучно ли Маккой добрался до своего корпуса, второе - от его куратора, сообщающего, что ему будет необходимо зайти и обсудить, каким образом он собирается нагонять всё то, что прогулял. В своем сообщении Эддисон пару раз шутит насчёт вчерашней пьянки, и, судя по всему, именно ради этого напоминания он и пишет. Белтрам же пытается изобразить беспокойство о своём подопечном, хотя причиной отправки предупреждения является всего лишь его гребаное занудство. Леонард решает притвориться больным, потому что он не горит желанием увидеть этих двоих снова.
С другой стороны, он не может дождаться свидания с Джоанной. Он разговаривает с ней в субботу утром, слушает её рассказы о детском садике, о приезде бабушки и дедушки, и о том, что она мечтает о скутере в подарок на день рождения. Она весела и счастлива, и Леонард кое-как удерживается от того, чтобы не завыть от тоски. Он быстро утирает слезы со щёк, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не увидел их, зайдя в его комнату.
Синее смещение - 2 часть
faceless-liar
| суббота, 17 августа 2013