Они уже наполовину съели свой завтрак, когда Джим резко бросает:
- Мой брат звонил. Вчера, когда я оставил Гейлу с её друзьями. И я должен был отвлечься на какое-то время.
- То есть, когда тебя избивают, ты отвлекаешься? – недовольно спрашивает Леонард, не обдумав вопрос как следует.
Кирк невесело смеётся.
- Я никогда не говорил, что я особо изобретателен в этом плане, - произносит он, не глядя на Лео и накалывая на вилку жареную картошку. – Я пошел в бар, напился и ввязался в драку. И мне вовсе не было плохо, - он пожимает плечами, всё ещё не поднимая взгляд от своей тарелки.
- Я не знал, что у тебя есть брат, - также не глядя на Кирка, мямлит Леонард.
- Ой, только не говори это, - Джим раздраженно откладывает вилку в сторону. – Каждый знает, что у меня есть брат. И мать. И нет отца.
Он склоняет голову набок, сверля доктора испытующим взглядом, но Леонард выдерживает, несмотря на то, что ему хочется поскорее отвернуться.
А ведь он и правда не знает этого. Честно говоря, он не связывает персону Джима с известностью, может быть, потому, что он обычно сосредотачивается на том, чтобы не задеть Кирка – тот, кого Маккой видит перед собой, никак не соотносится в голове Леонарда со слезоточивой историей, которую они изучал на уроке истории Федерации.
- Его в фильме почти не показывают, - растягивая слова, произносит Леонард, не зная, к месту ли сейчас эти слова или вовсе нет.
- Этот гребаный фильм, - Джим снова переводит взгляд в свою тарелку. – Единственное, что в этом фильме показано правдиво, так это то, что мой отец умирает, а я появляюсь на свет.
Это действительно отвратительный фильм, спродюсированный какой-то второсортной студией. Леонарда он никогда особо не занимал. Ему было неинтересно смотреть на космические приключения, где в деталях показано то, как ты можешь погибнуть в железной посудине-звездолёте.
- Где живёт твой брат? – спрашивает Лео, чтобы свернуть неприятный разговор.
- На сорок пятой Звездной базе, - неохотно отвечает Джим. – Он ксенобиолог, занимающийся какой-то ксенобиологической научной хернёй, - он постукивает пальцами по столу, и становится ясно, что то, над чем работает его брат, для него непонятно.
Леонард выразительно приподнимает бровь.
Джим всё ещё раздражен, но он продолжает говорить, словно это какая-то незначительная ерунда:
- Слушай, он просто звонил мне из-за Дня Благодарения. Я решил не говорить ему, что учусь в Академии, так что он просто захотел напомнить мне, что я грёбаный неудачник, и что я, возможно, разрушу мамину карьеру, - он строит презрительную гримасу. – Так что я решил выпить, - он снова тянется к своей тарелке, но на ней уже почти не осталось картошки.
- Ты не неудачник, - негромко произносит Леонард.
- Я знаю, Боунс, - отвечает Кирк, тыря у Лео из тарелки тост.
- Да ладно? – хмыкает Маккой, за что Кирк одаривает его злобным взглядом.
- Я не собираюсь рыдать из-за того, что повздорил с братом, - медленно и членораздельно выговаривает он, словно разговаривает с идиотом.
Леонард смотрит на Кирка, оглядывая все ушибы, которые ему пришлось вчера лечить, и ничего не говорит вслух. Но Джим понимает, о чём думает Маккой, если, конечно, ясный взгляд его глаз, устремленный на доктора, что-либо означает.
- Твоё место здесь, в Академии, - говорит он тихо.
Джим молчит, но его враждебность улетучивается, и через минуту он вздыхает. Он отводит взгляд в сторону, потом оборачивается назад, и что-то странное мелькает в его глазах. Что-то, из-за чего Леонард чувствует себя не в своей тарелке.
- Я поверю в это, если ты скажешь то же самое о себе.
- Тогда пусть будет так, – отвечает Леонард, думая о том, что это самые правдивые слова из всех, что он говорил Кирку.
Они проводят остаток выходных вместе. Вообще эта идея принадлежит не Леонарду, но он не жалуется, что Джим таскает его по всему Сан-Франциско, показывая достопримечательности, коими, впрочем, в основном оказываются разные бары. И, несмотря на то, что они оба уже хорошо накачаны, им не иначе как совместными усилиями еще удается держаться на ногах, пока они ходят по всем этим Северному Пляжу, Маленькой Италии и Чайнатауну. Леонарда тянет блевать только один раз, когда они оказываются в какой-то гребаной забегаловке, которая выглядит так, будто была построена в Каменном веке. Впрочем, кажется, так оно и есть.
В конце концов, Леонард падает на диван в комнате Джима, который тот даже не потрудился разобрать. Просыпается он от звука открывающейся двери. Митчелл с грохотом ставит сумку на пол. Леонард вскидывается на внезапный шум, косится мутным взглядом на свежее лицо Митчелла, одетого в чистое выглаженное штатское, и снова откидывается назад, мечтая о том, чтобы изо рта пропало ощущение, будто он съел дохлую крысу.
- Пожалуйста, обрадуйте меня тем, что вы не облевали мои вещи, - говорит Митчелл.
Джим стонет откуда-то с пола, между диваном и книжным шкафом.
- Отвали…
- Проснись и пой, детка, солнце уже встало. Я очень надеюсь, что вы все-таки потрахались, прежде чем вырубились, - ухмыляется Митчелл, подхватывая свои вещи.
- Мы сделаем это в следующий раз, правда, Боунс? – бормочет Джим.
Леонард издает с трудом различимый звук. Голова раскалывается, и теперь, проснувшись, жутко хочется отлить.
Он забывает об этом разговоре до понедельника, который наваливается сменой расписания, трудовыми буднями в госпитале и выполнением домашних заданий где-то в промежутке между всем этим.
И все же Джим поднимает эту тему во время ланча в среду. Леонард жалуется ему в течение пятнадцати минут о том, что из-за кучи запретов на некоторые препараты приходится выписывать тонны протоколов и бумажек, что осложняет жизнь только тем, кому они действительно нужны по делу.
- Когда ты последний раз трахался? – Леонард осекается, когда Кирк внезапно прерывает его.
- Что, прости?
Джим пожимает плечами:
- Ну, может, поможет.
- Ты о чем? – Леонард слишком ошарашен услышанным, чтобы сразу сложить два и два, но, сообразив, с возмущением, на которое имеет полное право, заявляет. – Ты правда считаешь, что я расстроен потому, что в последнее время ни с кем не спал?
- Нет, - до отвращения жизнерадостно заявляет Джим. – Просто ты мог бы чувствовать себя не таким одиноким.
- То есть, если я с кем-то пересплю, он сразу окажется целиком и полностью на моей стороне, и будет скрашивать мне одиночество, - с неприкрытым сарказмом уточняет Леонард.
- Я о том, - говорит Джим, наклоняясь вперед и становясь неожиданно серьезным. – Что жизнь без оргазма – это дерьмовая жизнь.
- О, конечно, оргазм магическим образом делает все вокруг лучше.
- Все не все, но вот твое настроение, может, и станет лучше, - Кирк скатывает салфетку в шарик и бросает им в Леонарда.
Маккою это совершенно не кажется смешным.
- Если ты скажешь, что заботишься о моем счастье, клянусь, получишь по морде.
Кирк вздрагивает, но не обижается.
- Лучше поцелуй.
- Я свыкся со своей болью, все в порядке, можешь за меня не волноваться, - Леонард продолжает сверлить Кирка взглядом – он просто так не сдастся и не позволит кому бы то ни было совать нос в его душу, чтобы починить то, что ему совершенно не нужно чинить. Так что у него есть полное право быть злым и придираться к каждому слову.
- О да, я уже заметил, - сухо отвечает Джим и замолкает.
Впрочем, ненадолго. Он периодически толкает Леонарда в бок и интересуется о каждом проходящем мимо кадете, не его ли это, Маккоя, тип.
- Прекрати, Джим, - шипит на него Леонард, когда девушка-гуманоид оборачивается, явно расслышав слова Кирка своими милыми и весьма чувствительными ушками. – Ты тронулся на почве секса и ведешь себя как настоящая задница.
- Да ладно, Боунс. Может, еще посмотришь? – ухмыляется Джим и продолжает. Маккой хватает его за предплечье и встряхивает, грубо и резко.
- Какая часть из «нет» и «прекрати вести себя как задница» тебе непонятна?
- Расслабься, - Джим дергается, мгновенно напрягшись. – Я же просто спрашиваю и не собираюсь тебя закрывать с ней в комнате, - и с притворным сожалением добавляет. - Девушку жалко.
- Вот как! Ну, спасибо, а ты меня спросить не забыл, что я обо всем этом думаю? – Леонард замолкает и поворачивает Кирка к себе, заставляя посмотреть в глаза. – Я не хочу встречаться с кем-то. Не хочу отношений. Я хочу спокойной жизни. Да и если даже мне на голову упадет божественный кирпич, и я захочу отношений, я все равно не гожусь для них.
- Совсем не обязательно быть с кем-то в отношениях, чтобы заниматься сексом, - заявляет Кирк.
- Тогда я лучше воспользуюсь своей правой рукой, - отвечает Леонард, хотя что скрывать, он и этим-то занимается нечасто.
Кирк, кажется, хочет что-то ему возразить, но Маккой продолжает прежде, чем Джим успевает встрять.
- Я не тот, кого устраивают отношения на одну ночь, - это не совсем правда, но и не совершеннейшая ложь. – Я не хочу иметь дело с какой-нибудь легкодоступной особой, не зная ничего друг о друге и сойдясь, просто чтобы покувыркаться в постели. Так что оставь меня в покое.
Он уходит, даже не дав Джиму шанса что-либо ответить. Позже, когда он работает над лабораторной по гастрофизиологии и думает, что писать в курсовой по долбанной офицерской подготовке, Кирк присылает ему сообщение, спрашивая, пойдут ли они ужинать. Леонард десять минут пытается определиться, зол ли он настолько, чтобы отказаться. От Кирка одни неприятности.
Когда они встречаются там, где обычно, Джим ведет его к Митчеллу и нескольким друзьям. Ничего необычного в этом нет, он частенько тащит Леонарда в свою компанию. А вот что необычно, так это то, что сам он садится между Митчеллом и брюнеткой, которую вроде бы зовут Анабель, а Леонарду приходится сесть в другом конце стола с каким-то пацаненком, которому стукнуло не больше восемнадцати. Его зовут Карлос и учится он на инженерном. Лысая дельтанка, которая сидит напротив них, неодобрительно смотрит на Карлоса и выговаривает ему, что говорить с набитым ртом неприлично. Она представляется Леонарду как Лейна, и он смотрит через стол на Джима, который смеется над какой-то митчелловской шуткой. Их взгляды встречаются, и Леонард улавливает его улыбку, с которой он обводит глазами Карлоса и Лейну. Если уж он не хочет переспать с кем-то, так, по крайней мере, стоит завести побольше друзей. Маккой, конечно, никогда в этом Джиму не признается, но сидеть с этими двумя и обсуждать требования к инженерным системам, оказывается не таким и скучным занятием.
Джим отстает от него, но на шуточки не скупится каждый раз, когда выдается случай.
- Не то, чтобы я не люблю людей, - признается Леонард в субботу вечером. Они снова валяются на диване Джима, пропустив по рюмочке, чтобы скрасить вечер. Митчелла нет, а Кирк наконец-то закончил рассказывать ему подробности своей прошлой ночи, проведенной с каким-то парнем. Леонарду, правда, знать их совершенно не хотелось.
Тот парень был немного эмоционален, между ними установилась связь, хотя, что именно Кирк под этим подразумевал, он не пояснил. Впрочем, у Леонарда была своя идея. Он сам переживал подобное состояние: любовь, страсть… Связь. Все вместе. Единое, хрупкое целое, которое, разбиваясь, больно жалит осколками.
- И что? – настойчиво теребит его Джим, когда Леонард замолкает. А Маккой думает о том, кого видит по утрам в зеркале, гладко выбритого, в униформе. И это кажется ему ложью. Другое дело, тот, кого он видит в отражении пустой бутылки, того, у кого не осталось ничего, кроме костей.
- У меня не складывается в отношениях, - наконец говорит он, слегка поворачивая голову. Он чувствует себя совершенно обнаженным, лишь только слова слетают с его губ. Джим смотрит на него в ответ, его выражение лица сложно прочитать. И Леонарду становится интересно, уже не в первый раз, как Кирк вообще выдерживает все то дерьмо, которым Маккой его кормит, и при этом все еще остается с ним рядом. Он не спрашивает, он уже знает.
- Ты слишком много на себя берешь, - говорит Джим.
Леонарду кажется, и не в первый раз, что Кирк в каком-то смысле тоже потерянная душа. Они оба как мотыльки, летящие на пламя. И остается только удивляться, как они еще не сгорели.
- Ты был когда-нибудь духовно близок с кем-то? – спрашивает Леонард. Он не ожидает ответа или, по крайней мере, серьезного ответа, но Джим все же откликается.
- Со своим братом, - Кирк вздыхает и трет ладонями лицо. – Когда-то давным-давно. Два парня, от которых теперь ничего не осталось. Знаешь, я был трудным подростком.
- Что произошло?
Джим роняет руки на диван и приподнимается, чтобы налить себе еще.
- Когда-нибудь я тебе, возможно, расскажу.
Его слова звучат больше как обещание, чем как отговорка. Когда Кирк возвращается, он случайно касается коленом колена Леонарда. Точка соприкосновения, думает Маккой и пододвигается, прижимаясь плечом к плечу Джима. Кирк одаривает его проницательным взглядом, но Леонард просто касается краем своего стакана кирковского, делая вид, что разгорячен только из-за алкоголя. Ему светло и спокойно, он чувствует себя настолько расслабленным, что, кажется, вот-вот лужицей стечет на пол. Но он не хочет этого. Ему слишком хорошо там, где он сейчас находится. Мгновение мимолетно, хоть и кажется, что может длиться вечно. Воздух искрится вокруг. И единственное, что сейчас имеет значение, - это Джим рядом с ним. Глаза сами собой закрываются, хочется спать, частично от того, что уже поздно, частично от выпитого алкоголя, но он изо всех сил старается держать их открытыми.
- Ты там жив? – интересуется Джим после того, как Леонард уже совсем откровенно клюет носом.
Маккой хлопает Кирка по бедру и оставляет руку там.
- Порядок, - слова сливаются.
- Боунс? – вопрос звучит легко, также как почти невесома ладонь Джима, накрывающая руку Леонарда.
- Не называй меня так, - бормочет Леонард, откидывая голову назад и косясь на Джима, который переплетает их пальцы вместе. Впервые за все время он замечает, что Кирк растерян. Он смотрит на их руки. Можно подумать, что он никогда никого не держал за руку.
- Ты не хочешь мне ничего сказать? – наконец, говорит он, глядя на Леонарда со своей обычной самоуверенностью и очарованием.
Леонард снова сдвигается, толкая плечом Джима, как уже делал раньше. Уж Маккоя-то он не обманет.
- Мы проскочили момент со штанами.
- Чего-чего? – Джим сжимает пальцы Леонарда и смеется. Маккой возвращает прикосновение, хотя и чувствует, что его снова уносит в сон. Бодрящая доза реальности не помогла. Он все еще рядом с Джимом и все еще не хочет никуда уходить. Наверное, так и уснет с ним рядом.
- Ты и я, - отвечает он, с трудом выговаривая слова. – Ты говорил, что хочешь залезть мне в штаны, - его губы изгибаются в ухмылке, а смех булькает где-то в горле. – А я говорил, что хочу залезть в твои. Но этого не произошло. А мы все еще здесь.
- Где здесь? – Джим не скрывает удивления в голосе. Леонард в очередной раз пихает его, прикрывая глаза, но улыбка все еще светится на его лице, потому что это все так глупо, но так хорошо, и Леонард счастлив, твою мать, благодарен и удивлен одновременно.
- Здесь, вместе друг с другом, - вздыхает он. Если бы он не был слишком пьян и не хотел так спать, то точно бы закатил глаза. – Близки.
Джим молчит с минуту, Леонард слышит его дыхание, и все в порядке. Они вдвоем. Наконец, Кирк прерывает молчание.
- Знаешь, а я даже чувствую себя обманутым без момента со штанами, - заявляет он, все еще держа Леонарда за руку.
- Может быть, когда-нибудь, - бормочет Маккой и проваливается в сон окончательно. Последнее, что он помнит - это Джим, теплый и уютный, устроившийся у него под боком, и легкое прикосновение сухих губ к своему виску.
Наступает неделя перед экзаменами. Преподаватели не щадя грузят заданиями. Бумаги, отчеты и подготовка к экзаменам доводят кадетов до сумасшествия. Леонард жалеет о том, что наболтал спьяну, лишь минут пять, прежде чем Джим с грохотом не опускает свою сумку напротив него на стол в кафетерии и не принимается причитать о том, что ему надо написать целых три курсовых до четверга, а он еще не начал ни одну, потому что все это время работал над научным проектом по программированию.
- Они готовы съесть меня заживо, Боунс, я не шучу. Возьмут и сожрут!
- Что, твоя любимая компьютерная программа для автоматической классификации звезд и вычисления расстояний для полей неопознанной природы?
Лучше бы Леонард этого не спрашивал и продолжал бы делать вид, что слушает болтовню Джима.
- Да я, блядь, как лягушка в кастрюле, ждущая, что ее вот-вот сварят заживо!
Леонард хрюкает, безуспешно пытаясь сдержать смех. Джим выглядит совершенно нелепо, и в то же время он не упустит своего. Он всегда садится первым с Леонардом прежде, чем кто-либо другой успевает занять это место, и всегда жалуется на учебу.
За стол рядом с Кирком приземляется Лейна, вместе с Карлосом и Митчеллом, следующими за ней попятам. Джим придвигается к ним так, что они могут теперь сравнить на паддах счет во фрисби. Минутой позже к ним присоединяется Гэйла и Ухура.
- Что у вас тут происходит? – интересуется Ухура, глядя на них, и, кажется, она не сильно удивлена тому, что они спорят из-за компьютеров.
- Гейла вряд ли поможет Джиму отладить программу, - отвечает Леонард. – И виноват в этом только он, потому что даже не удосужился извиниться перед ней за свое поведение в клубе на прошлой неделе.
- Еще бы, - Ухура не выглядит удивленной. – Знал бы ты, что с ним было в прошлый раз, когда он кинул ее.
- О, не думаю, что прогулка нагишом до своей комнаты была для него чем-то унизительным, - говорит Леонард. Он был в курсе этих слухов, да и Джим уже набил оскомину своими рассказами о том, как тогда по пути подцепил еще двоих. – Он бы даже не стал скрывать, если бы в сети появились записи этой прогулки.
Ухура старательно выскребает остатки йогурта из баночки.
- Любительские или документальные? – и добавляет с идеальным европейским стандартным выговором. – Дикарь Кирк в своей естественной среде обитания, попавший в неловкую ситуацию после совокупления с самкой.
Леонард некрасиво булькает в свой стаканчик с кофе от смеха, потому что он видел, и, что самое главное, слышал обе версии.
- Так это ты?
Ухура старательно облизывает ложечку и лукаво улыбается, хотя в ее глазах – святая невинность. Леонард откидывается назад и смеется как ненормальный, совсем как тогда, когда он увидел это видео в первый раз. С тонким живым юмором в нем высмеиваются все моменты прогулки Джима по кампусу и его случайные встречи с обалдевшими свидетелями сей прогулки, которые явно не знали, как им себя вести в присутствии голого кадета, совершенно не смущающегося своего вида. Джим ненавидит это видео. Он пытался его удалить, но, должно быть, Гейла хорошо защитила его.
Ухура ухмыляется и начинает цитировать, а Леонард не может прекратить хихикать. Он обожает это видео, потому что издеваться и подтрунивать над Джимом – в принципе его излюбленное занятие, да еще и Гейла с Ухурой умудрились не перейти в этом видео границу, отделяющую смешное от убогого. Поэтому каждый раз, когда Леонард смотрит это видео, он не может удержать невольное восхищение, которое скрывается за его смехом. Голый или нет, Джим всегда остается самим собой, даже если в этом видео он играет роль Дикаря Кирка.
Кирк смотрит на них со своего конца стола и ухмыляется, встречаясь взглядом с Леонардом, хотя и понятия не имеет, о чем они с Ухурой говорили. Он выглядит счастливым и слушает Гейлу с Лейной вполуха. Он выглядит счастливым, потому что Леонард счастлив. И Маккой и впрямь чувствует себя счастливым.
Эта мысль по идее должна быть сродни удару под дых, но он не ощущает ничего подобного. Он ловит взгляд Джима и продолжает смотреть на него во время всего разговора обо всем и ни о чем, который ненавязчиво течет между ними и Ухурой, и зависает где-то в уголках губ Кирка с очередной ухмылкой. Леонард ловит себя на том, что и сам улыбается шире.
Ухура следит за направлением его взгляда, чтобы понять, кому он улыбается, и небрежно пихает его локтем, откидываясь назад и закатывая глаза. И невидимая ниточка их связи рвется.
- Он снова раздевает нас глазами, - говорит она, выразительно изображая невысказанное словами отвращение. Но Леонард слышит удовлетворение в ее голосе, в котором она никогда в жизни никому не признается, и меньше всего, самому Джиму. Когда он бросает очередной взгляд через стол, Кирк выгибает бровь, и Леонарду снова смешно. По позвоночнику пробегает легкая дрожь, потому что она сказала «нас» и была не так уж и не права.
Им приходится разойтись по занятиям, но это ощущение остается с Леонардом весь день. Как и взгляд Джима, тяжелый и решительный, которым он смотрел на Маккоя во время лекции по офицерской подготовке и последующего традиционного кофе вместе. Джим ничего не говорит, как и Леонард, они просто ведут себя так все утро и расходятся лишь в одиннадцать часов каждый на свое занятие.
И все же это никуда не девается. И на обеде, пока Джим опять плачется относительно теста на симуляторе, Леонард ловит себя на том, что скользит взглядом по его рукам, плечам, груди. Джим замолкает, а когда Леонард опять смотрит ему в глаза, вскидывает бровь. На его губах снова отвратительная ухмылочка. Воздух между ними становится тяжелым. Это длится довольно долго. А потом Леонард выгибает бровь в ответ, и Джим прыскает со смеху.
Этот вечер проходит как обычно. И следующий тоже. У Джима все еще три недописанных курсовых и недоделанная программа, а у Леонарда – две лабораторных работы и собственные курсовые, которые настойчиво требуют внимания. Они оба большие мальчики, и хотя Кирк с виду настоящий шалопай, на самом деле он серьезно относится к тем занятиям, которые считает для себя важными.
И все же Леонард чувствует это возбуждение между ними, которое отдается под его кожей низкочастотным гулом, от каждого слова, от каждой шутки, проскальзывающей в их разговоре. Он улыбается невпопад, думая об этом на протяжении всего дня. Во время завтрака, в клинике, в своей комнате в общежитии в ночь на четверг, пока он пытается сосредоточиться на строении кишечника разных рас – до самого утра. В глубине души Леонард понимает, что нужно прекратить это безумие немедленно. В конечном счете, ему достанется только боль и чуть меньше, чем ничего, когда они разбегутся в разные стороны. Джим Кирк не тот, с кем можно строить длительные отношения. С болезненным удовлетворением он думает о том, как оттолкнет Джима, но мысли кажутся настолько невероятными, что Леонард даже не знает, с чего бы он начал, чтобы Кирк не понял, что он лжет.
Поэтому когда Джим заявляется вечером в пятницу с готовыми курсовыми и проектами, и бутылью виски в руке и говорит свое «Приветы, Боунс!», просто и знакомо, Леонард просто обнимает его и шепчет в губы: «Привет, Джим».
Поцелуй получается теплый, легкое скольжение губ и языка. Леонард берет Джима за плечо и тянет назад в гостиную. Дверь за ними закрывается. Николас учится на первом курсе, поэтому в связи с навалившимися экзаменами не вылезает из библиотеки с вечера вторника.
Маккой забирает у Джима бутыль, их руки путаются, пока он отставляет алкоголь куда-то на полку, рядом с дверью. Леонард промахивается, и бутыль с глухим стуком падает на пол, откатывается в сторону, но вроде бы не разбивается.
Джим ухмыляется и снова целует Леонарда, его зубы сталкиваются с зубами Маккоя, а руки свободны для того, чтобы обхватить его голову. Ладони доктора скользят по бедрам Джима и обнимают его за талию, придвигая к себе крепче, пока они, наконец, не прижаты друг к другу полностью, грудь к груди. Бедра Джима идеально скользят между бедрами Леонарда и толкаются в его эрекцию. И это хорошо. Это чертовски хорошо и правильно. С его губ срывается стон, глубокий, идущий откуда-то снизу, из груди. Это сбивает с толку, но не Джима, который прижимает его к себе крепче, продолжая целовать горячо и нетерпеливо, толкаясь языком так, будто он хочет забраться как можно глубже, высасывая весь воздух из него.
Леонард сжимает ткань униформы Джима, натягивая ее на спине. Его мир сокращается до узкой полосы тела Джима и его горячего, требовательного, влажного рта.
Они прерывают поцелуй, чтобы глотнуть немного воздуха. Джим тяжело, громко дышит в ухо Леонарда, и его дыхание посылает по всей нервной системе легкую дрожь, словно он оживший телеграфный провод, ждущий передачи. Они касаются друг друга лбами. Член Леонарда ноет от напряжения, и он чувствует, что если отпустит Джима, то его руки будут трястись. Все его тело будто вибрирует от чистого вожделения, неотфильтрованного желания. Сердце Джима глухо стучит напротив его собственного. Он слишком близко, чтобы не заметить, но Леонард все равно пытается не смотреть в лицо Кирка, уставившись на его униформу.
- Я хочу залезть в эти штаны, - почти шепчет Джим, но его голос звучит как команда.
- Надо что-то с этим делать, - отвечает Леонард.
Они вваливаются в комнату Маккоя, все еще прилипнув друг к другу. Он отстраняется ровно настолько, чтобы расстегнуть все заклепки и молнии на униформе Джима. Теперь, когда они уже заняты делом, руки Леонарда действуют уверенно, не дрожат, и он самодовольно ухмыляется, потому что расправился с рубашкой Джима быстрее, чем тот – с его.
Кирк отплачивает тем, что валит Леонарда на кровать и забирается на него сверху. Маккой, впрочем, совершенно не возражает.
Кожа Джима теплая, бархатистая, идеальная на ощупь, а грудь покрыта мягкими волосками. Справившись, наконец, с рубашкой Леонарда, он прижимается к нему всем телом, от паха до груди. Кирк тяжелый и целует Маккоя так, будто бы целоваться гораздо важнее, чем дышать.
Леонард гладит спину Джима, пытаясь коснуться его везде, где только возможно. По его телу проходит легкая дрожь, когда пальцы Маккоя скользят по лопаткам, потом по позвоночнику вниз, под пояс брюк и, наконец, обхватывают две половинки ягодиц Джима. Он сжимает сильнее, Кирк стонет и, хотя они все еще разделены несколькими слоями одежды, вжимается своим членом в член Леонарда, посылая горячие чувственные импульсы.
- Джим, - выдавливает Маккой. Они еще даже не начали, а он уже на грани.
- Боунс, - выдыхает Кирк и повторяет, перемежая с короткими поцелуями. – Боунс, Боунс, Боунс.
Он опирается локтями о плечи Леонарда и держит в ладонях его лицо. Маккой едва может протиснуть руки между ними.
- Брюки, - бормочет он, потому что нужно избавиться от них. Избавиться, блядь, немедленно. Кирка удается отодвинуть секунд на тридцать, которых, впрочем, хватает им, чтобы содрать с себя брюки и белье. Он тянет Джима на себя и теперь уже чувствует его обнаженную плоть, влажную от смазки, совсем немного, но ноги Леонарда сами собой разъезжаются, потому что хочется большего. Гораздо, блядь, большего.
- Боунс, - снова говорит Джим и целует его в уголок губ, обвивая руки вокруг плеч Леонарда. Пальцы Маккоя скользят по ложбинке между ягодицами, заставляя Кирка стонать и вскидываться, чтобы глотнуть хоть немного воздуха, а Лео получает возможность лизнуть пульсирующую жилку на изгибе его шеи и впиться зубами в кожу Джима, оставляя след.
- Боунс, - в очередной раз стонет Джим и скользит вниз, оглаживая бока Леонарда. Эти прикосновения кажутся разрядом, отдающимся где-то внизу, в члене, которого касается дыхание Кирка. Он сжимает пальцы в волосах Джима, когда дыхание сменяется уверенным языком, вылизывающим его от основания до головки, и вскоре он забывает, как дышать. Джим берет его глубоко. Его рот горячий и влажный, и Леонард невольно дергается от этого прикосновения – он слишком возбужден.
- Джим, - выдыхает он. Яйца напряжены так, что когда палец Джима проходится по ним и оглаживает его вход, Леонард дергается вновь. Он сейчас сплошной нерв, сконцентрировавшийся вокруг двух очагов – горячего, сосущего его рта Джима, который творит нечто невероятное с его членом, и пальца, кружащего и кружащего у его ануса. Так, блядь, близко, так дразняще. Леонард ерзает, пытаясь насадиться, но Кирк решительно придерживает его свободной рукой за бедра.
- Джим, клянусь, если ты не выебешь меня сейчас, я тебе этого никогда не прощу, - выплевывает он, и Кирк смеется, и от вибрации вокруг его члена Маккой почти кончает. Его пальцы сжимаются в волосах Джима. Так близко, вот тут, ну же! Проклятый палец все время кружит где-то около, но вот рот, рот! Это…
- Ёб твою мать, Джим! – шипит Леонард, грубо сгребая волосы Кирка и отодвигая от себя.
- Спокойно, Боунс, - Кирк вытирает уголки губ. Они красные, а волосы его растрепаны сминавшими их пальцами Леонарда. Он выглядит развратно, великолепно и ухмыляется как сукин сын, коим, впрочем, и является.
Леонард уже у гребаного края, кровь ухает в висках, член напряжен. Так близко, он вздрагивает, отчаянно пытаясь обрести контроль над собой прежде, чем окончательно потеряет его. Леонард закрывает лицо руками и глубоко вздыхает пару раз. Кирк роется в карманах брюк на полу, с глухим звуком бросает на постель тюбик с лубрикантом, с треском рвется оболочка от презерватива, потому что, если ты спишь с медиком, никогда нельзя забывать о вирусах.
Маккой выдыхает, убирая руки и отыскивая Джима взглядом. Он стоит между ног Леонарда на коленях, а потом наклоняется, чтобы поцеловать долго и томно, и его истекающий смазкой член трется о член Леонарда. Нетерпеливые движения сменились напряженно протяжными.
Специально, думает Леонард и обнимает Джима за плечи. И это не просто очередное кувыркание в постели. Это его лучший друг. Настоящая задница, но все же его развратный, сногсшибательный, лучший друг, который собирается трахнуть Леонарда.
- Ты уже делал это? - спрашивает Джим.
Маккой придвигается ближе и, перевернувшись, оседлывает бедра Кирка, опираясь по обе стороны от его головы ладонями, а потом ерзает.
- Я был женат, а не мертв, - говорит он и забирает лубрикант у Джима, берет его руку и выдавливает смазку на его пальцы, направляя их в себя. Кирк улавливает суть.
Леонард стонет, когда первый палец проникает в него, и пытается расслабиться. Он наклоняется, ища губы Кирка, спускается ниже, касаясь подбородка, плеч, и насаживается на его палец глубже. Это так приятно, очень хорошо, а Джим сгибает палец как раз так, чтобы касаться простаты. Леонард кусает его за плечо, грубо, с наслаждением впивается зубами.
Он переводит дыхание, но его растягивают уже два пальца. Вспышка боли. Леонард принимает ее, толкается назад, и снова тянется к губам Джима, которых не хватает тем сильнее, чем ярче его ощущения. Он балансирует на краю. Стоит только коснуться его члена - и он не удержится, но Кирк не касается его. Пока.
- Да, Боунс, вот так, - говорит он вместо этого прямо на ухо Леонарда. - Когда я буду в тебе, будет еще лучше.
Леонард слишком заведен, чтобы реагировать на его слова. Он прижимается к Джиму, и тот переворачивает их снова. И вот он уже там, проникает внутрь. Его много. Очень-очень много, но он толкается снова и снова, и все, что было у Леонарда до, никогда не ощущалось настолько хорошо. Джим входит в него медленными, легкими толчками, давая время привыкнуть. Когда он, наконец, полностью внутри, Леонард уже вскидывает бедра, устраивая ноги на бедрах Джима и слегка надавливая, чтобы побудить к движению.
- Нахальный, блядь, - выдыхает Джим.
- Привыкай, блядь, - в тон ему отвечает Леонард, однако осекается, сходя на стон, потому что Джим попадает. Это как клише дамских романов, но Леонарду плевать. Джим накрывает ладонью его член, сжимая его в такт своим движениям внутри. Поначалу они двигаются медленно, но потихоньку набирают темп. И Маккой чувствует себя живым - так, как он чувствует себя только с Кирком. Размашисто двигаясь в нем, Джим заполняет собой все его чувства, всю его жизнь, так что Леонард уже и не представляет себе, как это: жить без него. И каждая клеточка его тела готова воспламениться.
Он открывает глаза. Кирк тоже потерялся в своих ощущениях, его мягкие губы приоткрыты. И буквально за мгновение до накатившего оргазма Леонард думает, что именно там и хочет сейчас быть.
Его член пульсирует, выплескиваясь на ладонь Джима, которой тот продолжает двигать. Кирк входит в него отрывисто, быстро, догоняя, и, наконец, кончает, застывая на мгновение, прежде чем упасть сверху на Маккоя.
Они лежат с минуту, пока, наконец, Маккою не становится тяжело дышать. Он пихает Джима в плечо, и тот переворачивается, ложась на спину рядом.
- Боунс, - говорит он и, кажется, собирается что-то добавить, но вместо этого выразительно машет рукой и издает звук, который Леонард принимает за комплимент.
- Джиму Кирку нечего сказать, - торжественно заявляет он, переводя дыхание.
- Заткнись.
Леонард смеется, дыхание перехватывает вновь. Он чувствует напряжение мышц с головы до пят. Перехватив руку Джима, он целует костяшки пальцев, а потом переплетает их со своими.
- Наконец-то я тебя уложил, - говорит Джим. Его голос звучит счастливо.
И Леонарду нечего возразить. Да он и не хочет. Они оба перепачканы. Он встает, чтобы привести их обоих в порядок. Задница все еще саднит. И уже тянет в сон.
Несколько минут потрачено, чтобы вытереться, и они снова падают в постель. Леонард обнимает Джима, и они оба засыпают.
@темы: Стар Трек, перевод, Кирк, Маккой, мое творчество, фанфик, слеш