Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сегодня похороны, а мне все кажется, что это неправда. Что это какой-то дурной сон. Я стараюсь не просматривать ленту новостей в контакте, перестал лазить в папки с фотографиями и картинками по Стар Треку. По вечерам, чтобы не думать, просто включаю корейский сериал, погружаюсь целиком в фильм и не думаю ни о чем. Стараюсь не думать...

Пусть земля тебе будет пухом. Rest In Peace, Leonard Nimoy.

@темы: Леонард Нимой

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Романтики с большой дороги (2 часть)

2 часть

2 часть
Он любит Джоселин Дарнелл, несмотря на все разумные доводы.
Её темные волнистые волосы аккуратно обрамляют чёткий овал лица, а зелёные глаза блестят словно у средневековой ведьмы. Джоселин впивается ногтями в его предплечье, когда они идут под руку, и оставляет красивые царапины на его груди, плечах и спине, когда он раскладывает её на постели.
Она избалована и слишком умна, но Маккой не может не изумляться той легкости, с которой она управляет своими маленькими королевствами по всей Джорджии, небрежно взмахивая рукой, отправляя в коктейль порцию яда и при этом мило улыбаясь.
Ему удается пережить её первое покушение, после которого Леонард трахает её, прижав к стене и держа кинжал у яремной вены, и, наверное, именно тогда влюбляется в неё по-настоящему. Он делает ей предложение, и их семьи рады подобному альянсу, в то время как сам Маккой этой женитьбой утверждает своё право на владение ею.
Когда он обнаруживает в их постели Клэя Тредвелла, ничего не представляющую из себя серость, он перерезает ему горло, а потом развлекается с Джоселин. Он неторопливо вскрывает её, пока она кричит, вырезает на её сердце своё имя, и всё это время поддерживает её в сознании благодаря своему мастерству, холодному расчёту и чудесам современной медицины. Однако она всё равно не выдерживает столько, сколько нужно, чтобы начать просить о смерти.
— Жаль, — говорит он, глядя на истерзанное мёртвое тело.

* * *
Дарнеллы взывают к справедливости, как будто у этого слова в Империи есть самостоятельное значение, а не то, которое придаёт ему победитель. Маккой насмешливо фыркает, выслушивая их обвинения от констебля — тоже члена клана Дарнеллов после женитьбы, — который грозится повесить его за преступление. Единственное, что они хотят — содрать за своё молчание побольше денег с его счета, но их шумное нытьё привлекает внимание вербовщика Звёздного Флота, который явно впечатлён талантами Леонарда, описанными в полицейском рапорте.
— Я могу предать забвению досадный инцидент, — говорит он, притворно улыбаясь, однако его глаза остаются холодными, — Имперский Флот мог бы использовать ваши выдающиеся способности.
Маккой вскидывает бровь:
— Я как-то не очень заинтересован в том, чтобы меня использовали.
Улыбка вербовщика становится шире:
— Тогда уверен, что Имперская планета-тюрьма не подойдёт вам, доктор Маккой.
Намёк более чем прозрачен, и Маккой дрожит от ярости при мысли о том, что следующие несколько лет своей жизни ему придется потратить на Звёздный Флот. Если бы он знал об этом с самого начала, то оказал бы Джоселин гораздо меньше милосердия.

* * *
Маккой почти не задерживается в Академии: не более чем требуется, чтобы пройти курс самообороны и офицерского дела. Его назначают на имперский звездолёт «Фаррагут» под командование доктора Анмара Пьюри. Кажется, единственным занятием Пьюри на корабле является секс с главным инженером и синтез собственных ядов. Это сразу же приучает Маккоя не пить ничего, что не приготовлено им лично.
Лейтенант-коммандер Кирк врывается в его жизнь почти так же, как Империя при захвате новых территорий: потребительски, требуя лояльности и ценя только то, что нужно ему лично. Ему двадцать два, а у него во Флоте уже такая репутация, которую иные офицеры зарабатывают годами. Он первый помощник, но ходит по кораблю словно грёбаный Император, и надо быть слепым кротом, чтобы не замечать его.
Леонард не особо удивлён, когда три энсина и два лейтенанта пытаются убить Кирка, чтобы занять его место. Джеймс — весьма соблазнительная цель для врагов своей семьи. И даже то, что он первый помощник, не помогает ему. Маккой не удивляется и тому, что Джеймсу удается убить всех пятерых, несмотря на то, что из трёх его ран (две — от фазера, одна — от ножа) хлещет кровь, и каждая из них по отдельности угрожает жизни.
А вот что действительно удивляет Леонарда, так это то, что его почему-то заботит спасение жизни этого паренька, когда тот доползает до медотсека. Маккой сам не понимает, было ли это решение лучшим или худшим в его жизни. В любом случае, когда Кирк приходит в себя и смотрит на Леонарда, то улыбается он совсем не так, как тот, кто был на волосок от смерти: лениво и понимающе.
Маккой бегло осматривает зашитые им лично раны и выталкивает Кирка из медотсека, даже не удосужившись ещё раз проверить его общее состояние и делая вид, что не понимает выразительного взгляда и намёков в каждой фразе. Но Леонард не настолько глуп, чтобы поверить, что Джеймс оставит его в покое.
После смены он возвращается к себе в каюту, но едва переступает порог, как обнаруживает себя поваленным на пол, а Кирка — оседлавшим его бедра, да с такой силой, что и не подумаешь, что совсем недавно он получил три почти смертельных раны.
— Доктор Маккой.
— Я убивал и за меньшее, неблагодарный ублюдок, — шипит Маккой, прекрасно понимая, что говоря с Кирком в таком тоне, он ведёт себя крайне неразумно. Но ему сейчас плевать. — Не думай, что я снова залатаю тебя после того, как вскрою твои раны.
Глаза Кирка горят, а его улыбка в тридцать два зуба смахивает на хищный оскал:
— Думаю, я в безопасности.
— Да неужели? — Леонард вскидывает бровь, на пробу дёрнувшись в руках Кирка, проверяя его хватку.
— Не думаю, что ты проделал такую кропотливую работу просто так, — откликается Кирк и сжимает пальцами запястья Леонарда. Намёк совершенно очевиден: «Ты никуда не уйдёшь».
Наверное, комплимент подкупил бы Маккоя, если бы ему самому не были прекрасно известны его способности. Или если бы Кирк не прижимал его сейчас к полу.
— Что тебе от меня надо?
— Поблагодарить. — Кирк ёрзает на нём и кривит губы в пошлой ухмылочке.
— Думаешь, твой член впечатлил меня? Я был занят тем, что перезапускал тебе сердце, — фыркает Маккой, пытаясь проигнорировать тот факт, что его собственный пульс учащается. — Дважды.
Кирк смеётся, и Леонард почти изумлён, заметив в этом смехе искорки искреннего восторга:
— Я видел, как ты разглядывал меня.
— Я много кого разглядываю, — отвечает Маккой, облизывая губы.
Кирк щурится.
— Больше нет.

* * *
Когда Маккой оглядывается на свою жизнь в Джорджии, ему иногда кажется, что всё это было словно во сне, однако останется с ним на всю жизнь. И он отнюдь не уверен, что жалеет об этом.
Они с Кирком трахаются так, словно иначе не смогут дышать: эгоистично, грубо, горячо. Ногти Кирка не оставляют на его теле следов, как ногти Джоселин, но вот его зубы расписывают грудь идеальными кровоподтёками, а ещё есть его кинжал или верёвка, которой он связывает Маккоя... И горящий взгляд, проникающий в самое нутро. Иногда Леонард не узнает себя в том человеке, который попал под столь пристальное внимание Джима.
Иногда он подминает Кирка под себя, вклинивается коленом между ног и трахает его так, словно пытается отвоевать хоть немного прав на Джима. Иногда ему кажется, что лучше всего вогнать гипошприц в шею капитана, а нож — в его сердце. Чёрт, да он бы даже согласился на что-нибудь грубое и неизящное типа выстрела фазера! Но когда Кирк оказывается под ним, приоткрывая губы в немом крике, с расфокусированными от удовольствия глазами, Леонард чувствует, как внутри всё скручивает от желания, и он не может отказать себе в удовольствии увидеть Джима в таком виде снова.
Кирк смеётся потом, легко спихивая Леонарда, и потягивается.
— Чувствуешь себя лучше, Маккой? Отлично. У меня есть несколько людей, с которыми я хочу тебя познакомить.

* * *
Один из этих «нескольких людей» — русский, которого доктор в последнее время видел шныряющим по кораблю и прячущимся по углам, он выглядит безобидным тихоней. Но Маккой не покупается на его представление с того момента, как видит, что Дональдсон зажимает парнишку в углу и утягивает к себе в каюту. Её находят через час вскрытой через весь живот и грудь, а дитя Чехов уже находится от нее за четыре палубы.
Ухуру он раньше не встречал, но видел результаты её работы, и неважно, как сильно притягивали взгляд её стройные ноги — холодные глаза Нийоты остужали любой пыл. Он не может не смеяться над тем, что даже Кирк избегает касаться её, за что вознаграждается её взглядом, и видом самого Джима, который уже не знает, что придумать, чтобы подкатить.
Сулу и Спока он встречает, когда «Фаррагут» пристыковывается на базе «Дип Спейс 7» в то же самое время, что и «Аэрфен». Леонард с первого же взгляда чувствует к Споку презрение, однако не может не признавать пользу зловещего спокойного присутствия вулканца, его ум и жестокость. Сулу обращается с Чеховым небрежно, словно играет в покер. Он приобнимает парнишку за плечи и, как ни странно, не заканчивает также печально, как Дональдсон.
Леонард, может, и восхитился бы способностью Кирка собрать вместе офицеров, способности которых делают их впечатляющей и опасной командой, но Маккой знает Джима три месяца, так что уже ничему не удивляется. Рядом с Кирком они непобедимы, и Леонард не сомневается в том, что Джим обязательно и очень скоро станет капитаном.

* * *
Маккой узнаёт, что он назначен старшим офицером медслужбы имперского флагмана, меньше чем через шесть месяцев после знакомства с Кирком. Детали перевода запутаны и включают в себя больше убийств, закулисных игр и перестановок, чем Леонард способен отследить, хотя он не может не восхищаться удивительной, крепкой привязанностью и уважением между Кирком и вновь назначенным адмиралом Пайком.
«Энтерпрайз» прекрасен настолько, насколько вообще может быть прекрасен звездолёт, и Маккой не может сдержать удивления, когда попадает в медотсек. Он обставлен по последнему слову техники — и весь его. Кирк шлёпает его по заднице и уходит прочь, а Маккой даже не может выдавить из себя недовольную мину. Вот где работать! И даже можно пережить тот факт, что зеленокровый гоблин назначен первым помощником.
Новая старшая медсестра встречает его изучающим острым взглядом единственного глаза на симпатичном личике. На месте другого глаза — повязка. Маккой не знает, почему ему, как многим из команды Джима, не пришлось убивать своего предшественника, однако его не оставляет ощущение, что дамочка была причастна к этому.
— Мне сказали, что ваш бывший начальник, доктор Корби, был найден несколько недель назад с вырезанным сердцем, — прямо заявляет он.
Чепел даже не моргает.
— Да, доктор.
— Жаль, я считал его весьма талантливым врачом и с удовольствием встретился бы с ним.
«Прежде чем убить», — добавляет Маккой про себя.
— Большую часть времени доктор Корби проводил, трахая персонал, а не управляя им, — отвечает Чепел ровным, нейтральным тоном.
Маккой вскидывает бровь. Они сработаются, раз она такая хладнокровная. И неглупая.
— Однако, медотсек, кажется, не сильно страдал от отсутствия его внимания.
Чепел бесстрашно смотрит ему в глаза:
— Нет, доктор.
Маккой коротко кивает. Хороша в своем деле и при этом без лишнего бахвальства. Он знает такой тип: видит всё одним глазом или вообще без.
— Отлично, а теперь проведите меня по медотсеку, Чепел. У меня чертовски мало времени.
— Да, доктор. — Кристина резко разворачивается на каблуках и ведёт Леонарда по его новым владениям.

* * *
Чепел и впрямь показывает себя способной девочкой. У неё есть маленькая страсть: развлекаться с особо нерасторопными членами экипажа, теми, кто допускает ошибки, более глупые, чем позволено, и попадает из-за своего идиотизма в медотсек. Кажется, только в этих случаях Маккой видит на её лице нечто похожее на удовольствие. Её единственный глаз блестит почти так же, как глаза Кирка, когда он преподает урок нерадивым подчинённым в камере агонии.
Когда Маккою нужна помощь в операционной, — собирает ли он кого-то по частям или наоборот, — она сохраняет хладнокровие, действует уверенно, не дрогнув. Леонарду нравится Чепел. И, наверное, она понравилась бы ему ещё больше, если бы была секунд на пятнадцать побыстрее, когда центарианец рассёк ему лицо когтем.
— Твою мать, грёбаный сукин сын! — рычит он, пытаясь свести края раны вместе. Он зло смотрит на этот инопланетный отброс, в который Чепел всаживает кинжал, и ощущает невольное торжество, когда тот оседает. Когда они с Кристиной займутся другим центарианцем, Маккой заставит его страдать вдвое сильнее и дольше за то, что сделал его собрат.
Конечно же, словно ведомый шестым чувством, Кирк выбирает именно это время, чтобы войти.
— Проблемы?
Его смазливое личико заслоняет собой Чепел, которая поспешно отступает. Кирк берёт в ладони его лицо, поворачивая влево и вправо, оценивая состояние, и Маккой едва сдерживается, чтобы не оттолкнуть Джима, но тот так сосредоточен и увлечён, что Леонарду приходится смириться, хотя его ярость растёт с каждым мгновением.
Когда Кирк требует объяснений, Чепел вводит его в курс дела, и Леонард восхитился бы её способностью так быстро переключать эмоции: от ярости до спокойствия, если бы не был занят, пытаясь сдерживаться и не отшатываться от Кирка, — его пальцы, касающиеся раны, причиняют чертовскую боль. А Джим всё сильнее надавливает на её края, подчёркнуто игнорируя выразительный взгляд Леонарда.
От боли его отвлекают слова Кирка:
— Не нужно. Этот центарианец сделал мне одолжение.
Маккой с трудом удерживается от желания схватить скальпель и всадить Кирку под ребра, чтобы стереть с его лица эту самодовольную ухмылочку.
— Это какое же? Порезав меня?! — возмущенно рычит Леонард. Он напряжён и готов к схватке, а где-то в глубине души копошится неприятное чувство, сильно смахивающее на боль от предательства.
Кирк делает вид, что не замечает его состояния, он просто с силой сжимает щёку Леонарда пальцами и притягивает к себе, убеждаясь в том, что внимание Маккоя полностью сосредоточено на нём.
— Нет. Подпортив твоё смазливое личико. Может быть, теперь мне не придётся наказывать членов экипажа за неподобающие мысли о моём докторе.
Решительные собственнические нотки заставляют злость мгновенно утихнуть, а Леонард чувствует, как сердце сжимается от непонятного странного чувства, названия которому он не может подобрать. Он невольно вздрагивает и стискивает зубы, а потом шипит:
— Так точно, капитан.
Кирк несколько секунд смотрит на него в ответ, заставляя резонировать это непонятное чувство, а потом разворачивается и вразвалочку выходит из медотсека, удостоив Чепел улыбкой и несколькими мгновениями внимания.
А Маккой не может понять, чего он хочет больше: убить Кирка или поцеловать его.

* * *
Кирку нравится трахать Леонарда в его же собственном кабинете.
Кирку, кажется, нравится трахать его везде, но, по мнению Маккоя, особое удовольствие Джиму доставляет то, что он мучает его ожиданием и заставляет просить в своём же собственном проклятом медотсеке.
Руки Леонарда связаны за спиной, а самого его нагнули над столом, заставляя прижаться горящим лицом к гладкой поверхности. Кирк держит его за связанные руки и использует их как рычаг, чтобы натянуть Леонарда на член, и от этого движения Маккой чувствует, как между ног твердеет его собственная плоть, напряжённая и жаждущая прикосновений.
Пот щиплет всё ещё заживающий шрам, а боль — напоминание о том, кому он принадлежит, — заставляет напрягаться, стонать и сжимать пальцы в кулаки.
— Чёрт побери, Кирк, у меня пациенты, у меня... блядь... есть обязанности. Я старший офицер медицины на этой грёбаной жестяной банке! Я не твоя...
Кирк смеётся, и его смех звучит резко, словно продолжение секса.
— Моя, — прерывает он Леонарда, даже не дав Маккою сказать, что он имел ввиду.
Хотя, возможно, Джим знает и сам. В любом случае, Леонард физически не способен думать об этом, когда Кирк вколачивается в него — грубо, проводя рукой по его животу, дразняще и медленно обводя большим пальцем пупок, а потом растопыривая пальцы и резко входя в него вновь и вновь. И от этого движения плоть Маккоя дёргается, касаясь тыльной стороны длинных пальцев Кирка.
А Джим бесстрастно продолжает:
— Ты мой. Поэтому ты будешь тем, кем я скажу тебе быть.
Вспышка жара пронизывает всё тело Маккоя, обжигая кожу и заставляя нервы натянуться струной. Он стискивает зубы, пытаясь сморгнуть марево перед глазами. Дыхание с шумом вырывается из лёгких. Где-то в сознании занозой сидит желание возразить, оно готово вот-вот сорваться с языка, но Кирк меняет ритм, двигаясь неглубокими, короткими толчками и каждый раз безжалостно проходясь по простате. И позвоночник словно прошивает электрическая волна, убивая на корню все возражения, оставляя только короткое: «Кирк! Джим!»
Тяжело дыша, Кирк скользит пальцами к основанию члена Маккоя. Он наклоняется, наваливаясь на Леонарда всем весом, вышибая из его лёгких воздух и заставляя прижаться плечами к столу. Маккой чувствует над своим ухом горячее дыхание Кирка и шёпот:
— Я сейчас кончу, Боунз. Я собираюсь заполнить тебя спермой. Но ты не кончишь, пока я не позволю тебе.
Маккой чувствует, как внутри всё скручивает от похоти, давая толчок его собственному оргазму, но стонет от злости и раздражения, когда Кирк отказывает ему в том, чего ему сейчас так отчаянно хочется. И Леонард чувствует себя перед Джимом таким беззащитным, каким не ощущал раньше никогда. Пальцы Кирка сжимаются вокруг основания плоти сильнее, удерживая Маккоя от разрядки, хотя толчки самого Джима учащаются.
Зарычав, Маккой пытается сбросить Кирка с себя, но тот удерживает его под собой с унизительной лёгкостью, шепча на ухо пошлости, от которых у Леонарда подкашиваются ноги. Всё его тело — словно напряжённая струна, готовая вот-вот порваться. Мышцы до боли сжимаются вокруг члена Кирка, заставляя того стонать от удовольствия.
Джим, вскрикнув, кончает, а Леонарду хочется возненавидеть этот момент, но вместо этого он содрогается от мысли о том, что часть его любит подобные мгновения. Желание кончить настолько сильно, что ему хочется, чтобы его голос сочился не отчаянием, а настоящим ядом.
— Ёб твою мать, сукин ты сын.
Кирк довольно фыркет. Его губы скользят по коже Маккоя, иногда втягивая её и оставляя красивые отметины на шее, в аккурат под линией волос, и Леонард прекрасно знает, что они будут видны из-под воротника форменки — Джим делает это специально.
— Давай, попроси меня хорошенько, — говорит Кирк, двигая бедрами и проводя всего один раз по члену Маккоя, обводя головку большим пальцем. Маккой низко стонет, чувствуя разрядку так близко, что почти ощущает её на губах.
— Пошел к чёрту! — выплевывает он.
Кирк убирает руку и с влажным скользящим звуком, который заставляет Леонарда вздрогнуть, полностью выходит из Маккоя. Приходится закусить нижнюю губу до крови, чтобы сохранить спокойствие. Всхлип вот-вот готов сорваться с его губ, так что он не хочет рисковать. Маккой слышит, как Кирк надевает брюки, а потом садится в кресло позади — в его, Леонарда, собственное грёбаное кресло! — и удовлетворённо вздыхает.
Маккой отдал бы все планеты, расы и целые галактики только за то, чтобы снова ощутить руки Кирка на своём члене. Но он не собирается просить. Не собирается!
— Видел бы ты себя со стороны, Боунз, — говорит Кирк, и Маккою кажется, что он почти видит, может нарисовать себе картину детально.
Он уже нагибал Кирка над столом и любовался зрелищем. Кирк никогда не позволял ему связывать себя (технически, и Маккой не позволяет), но Леонард понимает, как выглядит сейчас: вспотевший, растрепанный, с широко расставленными, дрожащими в попытке удержаться ногами, а между ног — твёрдый и налившийся член. Леонард немного ёрзает, пытаясь снять напряжение в руках, которые будут болеть, даже когда Кирк развяжет веревку.
— Только освободи меня, и мы посмотрим, кто на кого будет любоваться в этой позе, засранец, — угрожает Маккой. Он никогда не боялся Кирка, но сейчас чувствует, что испытывает его терпение. Впрочем, разве это его вина, что Джим постарался сделать так, что кровь прилила к его члену, а не к голове.
Рука Кирка оказывается на внутренней стороне бедра Леонарда, заставляя его немного приподнять ногу. И это могло бы быть лаской, если бы не заставляло Маккоя дрожать от вновь накатившего возбуждения.
— Ты всегда такой упрямый, — мурлычет Кирк, и, судя по голосу, он что-то задумал. Его рука продолжает двигаться вверх, пока не касается задницы Леонарда. Маккой инстинктивно дёргается, желая большего, чем один палец, который Джим вставил в него совсем неглубоко. — Блядь, моя сперма вытекает из твоей задницы, а ты всё ещё слишком горд, чтобы попросить то, что хочешь.
Слова Кирка стирают его сопротивление, совсем как веревки — кожу запястий, обнажая все чувства и желания: неприкрытые, откровенные, горячие. Он сам не понимает, как докатился до такого. Пальцы чешутся от желания взяться за скальпель и воткнуть его в горло Кирка, заставив замолкнуть и дать Маккою вспомнить, кто он есть на самом деле. Леонард ненавидит собственный голос, когда говорит:
— Я не собираюсь просить тебя.
— Лжец, — говорит Кирк, сгибая палец и толкаясь им глубже. Остальные пальцы проходятся по промежности Маккоя, надавливая с неожиданной силой.
И Леонард кричит, чувствуя, как член становится болезненно крепким от очередного острого пика возбуждения. Всё его тело дрожит, а защита, возведённая им, падает под натиском естественного инстинкта. Слова мольбы кажутся чужими, едва различимыми, срываясь с его губ и воплощаясь в сдавленное:
— Пожалуйста, чёрт побери...
Кирк поднимает его со стола, поворачивает к себе лицом, и прежде чем он начинает возражать, что это лишь отсрочит разрядку, толкает на стул, заставляя Леонарда сесть. Даже опускаясь на колени перед Маккоем, Кирк выглядит так авторитетно и важно, словно не собирается отсасывать ему сейчас. Он берёт член любовника так глубоко, что Леонард снова содрогается от нахлынувших чувств, не в силах отследить движения горячего рта Кирка и эту, ощущающуюся почти как наказание, ласку. Он кончает в горло Кирка слишком быстро, чтобы по-настоящему насладиться. Оргазм опустошает, оставляя Маккоя совершенно разбитым, безмолвным и обмякшим.
Он лишь неловко ёрзает, пытаясь вернуть чувствительность всё ещё связанным рукам, тяжело дышит, глядя на Кирка, поднимающегося на ноги и облизывающего губы. Джим выглядит до отвращения самодовольным.
Ничего, кто-то сегодня за это поплатится.
Может, и не сам Кирк, но Маккой всё ещё не оставляет идею пустить ему кровь при первой же возможности.
Чепел, конечно же, выбирает именно это мгновение, чтобы войти. Дверь отодвигается, и она появляется на пороге, сообщая невыразительным, спокойным тоном, что команда вернулась с Аатпо 5 и после атаки местных в ней есть раненные. Она даже бровью не ведёт, глядя на Маккоя. Что ж, значит, будет на ком выместить раздражение.

* * *
Когда Маккой слышит, что в экипаже «Энтерпрайз» появится Монтгомери Скотт, он едва удерживается, чтобы не рассмеяться. Он встречал кирковского лучшего дружка всего лишь раз, и то случайно, но вот о его репутации был наслышан задолго до этой встречи. Как и о репутации его семьи.
Во время увольнительной ещё на «Фаррагуте» Скотти хлопнул его по спине и сказал, что благодарен за то, что тот спас жизнь Джимми, а потом они с Кирком пошли напиваться в ближайший бар и ввязались в драку с местными. Свара, подогретая общим недовольством, обернулась восстанием. А оно, в свою очередь, тем, что Империя приказала уничтожить всё поселение. Кирк наделал тогда шуму, а Скотти пропал на некоторое время.
Маккой не то чтобы ненавидит этого человека в отличие от большинства других людей. Он, скорее, чувствует себя спокойнее, зная, что Скотти не даёт им свалиться с неба на землю, и он не совсем конченый психопат, коим был предыдущий инженер Олсон. Но он не собирается признаваться в этом.
А ещё у Скотти в инженерной есть небольшой, но превосходный дистиллятор. И это на время помогает ему скрыть от Леонарда, что он положил глаз на старшую сестру. На время.
— Мне чхать на то, что они там делают после смены, но эту королевскую задницу я вижу чаще, чем собственных работников! А я-то раньше думал, что кроме тебя никто не пускается на такие ухищрения, чтобы попасть в медотсек! — рявкает он однажды, отбрасывая руку Кирка, которая потянулась к его ширинке.
Джим недовольно поджимает губы, когда его внимание отвлекают от настойчивых попыток раздеть Маккоя.
— Что?
— О! Аллилуйя! Ты наконец-то обратил на меня внимание! Я не шучу, я говорю об этом психе, Скотти! Он вьётся около Чепел, как пчела около мёда, и я уже устал от этого. Или ты скажешь ему держаться подальше от моего медотсека, пока он глаза не сломал, — говорит Маккой, скрещивая руки на груди и стараясь держаться уверенно, в то время как Кирк смотрит на него, сузив глаза, — или в следующий раз, когда он будет крутиться там, я позабочусь, чтобы ломаться было нечему.
— Знаешь, Маккой, это очень смахивает на приказ. — Голос Кирка спокоен, но таит в себе опасность.
Маккой видел, как люди намного старше самого Джима поджимали хвосты, услышав подобный тон.
— Я не собираюсь меряться с тобой членами, Кирк, — рычит Леонард. — Я просто хочу, чтобы Скотти держался подальше от медотсека хотя бы несколько часов в сутки.
Кирк прислоняется спиной к стене и кладёт руки на плоть Маккоя, оглаживая через тонкую ткань брюк. Леонард стремительно вытаскивает кинжал, а затем не менее быстро приставляет его к боку Кирка. Улыбка Джима становится шире, но его губы по-прежнему плотно сомкнуты. Он легонько сжимает член Маккоя. Впрочем, Леонард и не пытается скрыть, что у него почти стоит.
Подавшись вперед, Кирк заставляет кинжал Маккоя вонзиться в себя. И Леонард позволяет ему это. Чуть-чуть, чтобы появилось немного крови. Губы Джима в сантиметре от его собственных.
— Знаешь, а ведь они уже трахались в твоём офисе. Скотти мне говорил. — Кирк облизывает губы. — И не один раз.
Леонард поворачивает кинжал, заставляя Кирка недовольно зашипеть. Его глаза кажутся удивительно яркими, когда он так близко и смотрит в упор на Маккоя, а его ладонь начинает двигаться вдоль члена доктора, заставляя его мгновенно затвердеть. С рычанием, Маккой позволяет кинжалу упасть на пол и разрывает одежду Кирка, безжалостно кусая его губы.
Смех Кирка колокольчиками звучит в его ушах, когда Леонард валит его на пол.

* * *
Маккою кажется, что Скотти — это последняя часть паззла, собираемого Кирком. Он рожден для того, чтобы быть капитаном, Маккой видел это ещё тогда, когда он спустился на пятую палубу «Фаррагута». Голод, живущий в глазах Кирка, придает его взгляду остроту и резкость.
Особенно ярко этот голод заметен во время битвы с корбинами.
Кирк смеётся от души, глядя, как Скотти с изящной жестокостью убивает двух тварей с кулаками, похожими на камни. Маккой даже думает, что один из них, наверное, ещё живой. На его губах пузырится кровь, а глаза закатываются в предсмертной агонии.
Скотти притягивает к себе Чепел с такой яростью и целует так собственнически, что Леонард мог бы почувствовать себя неловко, если бы ему было не наплевать. Или если бы они не трахались в компании друг друга больше, чем один раз.
Отсмеявшись, Кирк обнимает Маккоя за плечи, и Леонард позволяет ему. Голубые глаза Джима блестят, они полны любопытства, жестокости и странной одухотворенности. Маккой чувствует, как внутри что-то сжимается, и, возвращаясь мыслями назад, он с удивлением понимает, что ещё тогда, спустя три месяца общения с Кирком, когда он узнал всех его офицеров, он понимал, что они станут командой Джима. Что они будут непобедимыми. И они уженепобедимы.
Хотя Кирк, конечно, не успокоится.
Интересно, кто-нибудь ещё понял это?

@темы: Star Trek, Скотти, Кирк, Маккой, фанфик, Чепел, гет, слеш, NC-17

---

Романтики с большой дороги (1 часть)

Название: Романтики с большой дороги
Переводчик: Sky Smuggler
Бета:  julia-sp,  Alleeya
Иллюстрация:  Болотный Доктор,  Andy Wendigo
Оригинал: assassins down the avenue by primavera (1 часть), Villains Around the Boulevard by affectingly (2 часть), разрешение получено.
Ссылки на оригинал: 1 часть; 2 часть
Размер: миди, 10394 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: миррор!Чепел/миррор!Скотт, миррор!Кирк/миррор!Маккой, миррор!Чепел/миррор!Корби, миррор!Джослин/миррор!Маккой
Категория: гет, слэш
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: история о двух любовниках Кристины Чепел и одном - капитана Джеймса Т. Кирка в миррор-вселенной.
Предупреждения: неграфическое описание насилия, легкий BDSM.
Примечание: фанфик переведен для команды Star Trek на Фандомной битве 2014.

Большая красивая иллюстрация к фанфику <3

1 часть

1 часть


Она любит Роджера Корби, несмотря на все разумные доводы.

Он дьявольски притягателен и жесток. Когда он берёт её, то оставляет длинные красные шрамы по всей спине и кровавые следы от укусов на плечах. Ему нравится смотреть, как на её загорелой коже расцветают синяки, нравятся эти метки: сначала фиолетовые, потом жёлтые и, наконец, коричневые. Или все цвета сразу.

Роджер оставляет красные засосы и безжалостно метит чувствительные участки её тела. Он подходит к делу основательно: растягивает её словно лабораторное животное, привязывая за руки и за ноги, и руководствуется схемой, заранее нарисованной в планшете.

Корби регулярно трахает всех длинноногих медсестер с упругой задницей, которые заходят в двери его кабинета, но Кристина всё равно любит его.

Но наступает день, когда он прижимает её сильной рукой к стене и говорит, что между ними всё кончено. Роджер коротко, почти нежно касается губами её губ, а потом надавливает большим и указательным пальцами на её правое веко, пока она не срывает голос от крика, когда зрение меркнет.

Он выдавливает глазное яблоко и вздыхает с глубоким разочарованием.

Глаз уже не восстановить. Она не помнит, как дрожащими руками лихорадочно пристраивает кусок материи, закрывая пустую глазницу, и выпивает пятую часть бутылки бурбона, пока Роджер трахает регистраторшу в её кабинете.


***


Кристина хоронит себя в тесной квартирке на три недели. Острая боль, заполняющая пустую глазницу, не даёт ей уснуть по ночам. Дневной свет раздражает оставшийся глаз, а цвета вокруг кажутся невыносимо яркими. Целый мир пытается проникнуть в неё через единственный глаз, и от этого голова раскалывается на кусочки.

Ей сложно контролировать свои движения, она цепляется за мебель при ходьбе, а читать медицинские отчёты без перерыва на отдых вообще невозможно. Проходит месяц, прежде чем она снова обретает способность полностью контролировать левую часть тела.

Когда она читает о том, что Роджер Корби за свою преданность Терранской империи удостоился чести служить в Звездном Флоте, Кристина не может сдержать вопля, от которого едва не содрогаются стены. Ярость подогревает её выздоровление. Она читает, чтобы укрепить зрение, и узнаёт, что Роджер — выдающийся медик-нейрохирург и археолог — присоединился к Звёздному Флоту.

На следующий день Чепел регистрируется как квалифицированная медсестра в ближайшем призывном пункте.

Роджера почти сразу назначают старшим офицером по медицине на имперский звездолёт «Энтерпрайз». А она должна пройти базовый курс подготовки. На то, чтобы заработать достаточно денег на обучение для службы на борту космического корабля, уходит год. Она игнорирует презрительные смешки других кадетов, которые имеют два глаза, но не имеют достаточно здравого смысла, чтобы держать рот на замке.

Она носит кинжал, прикрепляя его к форме медсестры вместе со стандартным обмундированием и заставляя докторов постарше нервничать. В своей группе Кристина учится лучше всех, распространяя ореол ужаса среди более слабых сокурсниц.

Через три недели после долгожданного назначения на корабль она сталкивается с Роджером. Он помят, одежда пропитана потом — возвращается от очередной оттраханной им обладательницы упругой задницы.

Чепел думает, что в данном случае пословица «око за око» подходит как нельзя лучше.

Он разбил её сердце, так что она вырезает у него сердце из груди.


***


Джеймс Кирк становится капитаном неожиданно. Вот Кристофер Пайк сидит в капитанском кресле, а потом — его нет. Кристина никогда раньше не встречалась с Кирком, но, как и все, знает о его репутации.

У Кирка есть связи и мозги. А ещё он молод. Коллегия Адмиралов боится его, как и весь сектор Галактики. Девушки кадеты борются за право оказаться в его постели, а потом носят синяки с гордостью.

Вместе с Кирком на корабле появляются новые лица. Рулевой МакКенна, форменный психопат, пропадает в пересменок, и никому нет до этого дела. Хикару Сулу из Сан-Франциско со своими деньгами и страстью ко всему ядовитому и острому занимает его место. Бейли, подонок, которого Кристине пришлось порезать не один раз, обнаруживается в своей каюте в луже крови, которую выпустили из него, вскрыв, кажется, все крупные артерии.

Никто не говорит прямо, но Кристина знает, что это сделал молодой русский парень. Его большие щенячьи глаза и хилое телосложение ни на секунду не заставляют её усомниться в его причастности к убийству. Она проводила медосмотр, видела отметины на его предплечьях — следы от кинжала, — и знает, что он пережил четыре нападения, причём таких, после которых мало кто выживает.

Томас Бейтс, закадычный друг Пайка и старший офицер по связи, единственный из старших офицеров, кто остаётся жив после смены капитана. Он уходит со службы мирно, и за это надо сказать спасибо Пайку и его связям. Бейтс выходит в отставку, чтобы поселиться в небольшом летнем домике где-то в Лаваранской системе, а его место занимает Нийота Ухура. Её холодные тёмные глаза оглядывают мостик так, словно она королева среди своих подданных.

Вместе с Кирком на корабль приходит его команда. Старший помощник — первый в истории вулканец, а после того как Кристина позаботилась о Роджере, позиция старшего офицера по медицине оказывается вакантной, и её занимает привлекательный мужчина с угрюмым выражением лица. При первой же встрече Кирк хлопает его по заднице, отправляя в медотсек.

Кристине нравится Кирк. У него озорные глаза. Они голубого цвета, почти такого же, как и её единственный глаз. А ещё у него хвастливая улыбка, которая каким-то непостижимым образом сочетает в себе игривость и угрозу. Кроме того, он оставил за ней должность старшей медсестры.

Джеймс позволяет ей развлекаться с несколькими особо надоедливыми членами экипажа, не имея ничего против того, что они возвращаются из медотсека без одного или нескольких пальцев, а ещё он от души смеётся, когда Кристина рассказывает ему о Роджере.

Ей нравится Кирк. И нравится та власть, которой она обладает благодаря своей работе. Роджер мёртв уже три месяца, её месть свершилась, но она всё ещё на борту «Энтерпрайз». Неплохо, не правда ли?


***


Маккой по всем параметрам — шикарный мужчина. Он высокий, сильный, а голос у него с грубоватой хрипотцой и южным акцентом, который особенно явно чувствуется, когда он устал или раздражён.

У него длинные пальцы и извращённый ум, а ещё Леонард умеет извлекать из своих пациентов самые восхитительные крики, которые Кристина когда-либо слышала. Он двигается по медотсеку, раздавая указания, с грацией дирижера, управляющего оркестром, и владеет скальпелем с нечеловеческой точностью и ловкостью.

Однажды Чепел видит, как он вырезает легкие из человека, умудряясь при этом поддерживать его жизнь в течение всей экзекуции.

Она уважает Маккоя так, как никогда не уважала Роджера, отдавая должное его умениям и способностям, а он в ответ доверяет ей всю организационную работу. Кристине настолько нравится Леонард, что она однажды даже говорит ему об этом, находя какое-то странное удовлетворение в его уверенном присутствии, таящем для других угрозу.

В тот день они проводят опыты на центарианцах, один из них вырывается из ограничителей и чиркает большим синим когтем Маккоя по лицу.

Разразившись отборным матом, Леонард хватается ладонью за окровавленное лицо. Кристина бьёт центарианца кинжалом, а потом берёт салфетку и прижимает её к лицу Маккоя.

Кирк выбирает именно этот момент, чтобы войти в медотсек. Задиристая ухмылочка на его лице тут же меркнет, когда он видит, что салфетка, прижатая к лицу Маккоя, в крови, а на лабораторном столе расползается голубая лужа крови центаврианца.

— Проблемы? — интересуется капитан, и Маккой что-то бурчит сквозь её руки. Кирк вразвалочку подходит к ним, махнув рукой, чтобы Кристина отошла, и отнимает салфетку от лица доктора, чтобы оценить причинённый вред.

— Доложите обстановку.

Кристина невольно вытягивается в струнку, сводя пятки вместе.

— Центарианец вырвался из ограничителей и расцарапал лицо доктора Маккоя, капитан. Я убила его.

— Можете подлатать? — голубые глаза Кирка зловеще блестят и скользят по красному шраму, рассекающему лицо Леонарда от правой брови до левой щеки.

— Конечно, капитан.

Кирк понимающе хмыкает, а его большой палец аккуратно скользит по коже вокруг раны. Маккой с трудом сдерживает дрожь.

— Не нужно, — наконец говорит Кирк. — Этот центарианец сделал мне одолжение.

Леонард рычит и отбрасывает руку Кирка в сторону с таким бунтарским видом, за который другой бы уже поплатился жизнью.

— Это какое же? — рявкает доктор, расправляя плечи так, словно собрался драться. — Порезав меня?!

Кирк бесстрастно смотрит на него, а потом, подавшись вперёд, сжимает пальцами щёку Маккоя.

— Нет. Подпортив твоё смазливое личико. Может быть, теперь мне не придётся наказывать членов экипажа за неподобающие мысли о моём докторе.

Маккой так резко сжимает зубы, что Кристина почти слышит клацанье.

— Так точно, капитан, — шипит он.

Пронизывающий взгляд Кирка перемещается на Кристину. Уголки его губ изгибаются в мальчишеской ухмылке. Он тянется к повязке на её глазу и двигает пальцем по кругу, касаясь ткани. Она почти чувствует это прикосновение и невольно вздрагивает.

— Вот так. Намного лучше, — хищно улыбается Кирк и неспешно выходит из медотсека с таким же невозмутимым видом, с которым и вошёл.

Зашив шёлковой нитью рану Маккоя, Кристина смывает со своих рук кровь доктора и липкую синюю кровь центарианца. Она смотрит в зеркало над раковиной и наконец понимает, что имел в виду Кирк. Густой синей кровью капитан нарисовал ей на повязке глаз.



***


Кристина натыкается на Кирка и Маккоя так часто, что они уже не замечают её.

Она ловит их в каждой удобной позиции на каждой подходящей поверхности. Она видит Леонарда на коленях, а Джеймса — на спине. Видит их, распростёртых на столах, диванах, на полу, у стен и дверей.

Сегодняшний день — не исключение. Кирк нагнул Маккоя у стола, входя в него неторопливыми, глубокими толчками, заставляющими Леонарда плавиться и слабеть в руках капитана. Иногда капитан любит устроить небольшое шоу, заставляя Маккоя маяться всю смену, просить до хрипоты в горле, пока капитан, наконец, не снисходит и не подпускает его к себе.

В такие дни терпение Кристины иссякает, а её задержки после смены заканчиваются тем, что приходится лечить последствия мести Маккоя. Кирк всегда приходит в медотсек в крови и синяках и выглядит хорошо, качественно оттраханным. Он улыбается и отпускает сальные комментарии о её груди и заднице, но никогда не пытается прикоснуться к ней.

У Маккоя и Кирка самые странные отношения во всём экипаже. Кристина может утверждать это наверняка, зная о том, что Ухуре каким-то образом удалось затащить в постель Спока и при этом не получить неприятных последствий.

Именно из-за Ухуры Кристина и оказалась сейчас в кабинете Маккоя. Нийота получила срочное и очень важное сообщение и передала его медсестре — у Кристины талант находить Маккоя, а где Маккой, там, скорее всего, и капитан.

— Лучше бы, чтобы это было очень важно, Чепел, — сухо замечает Кирк, входя в Леонарда до упора и замирая.

— Разрешение на прибытие на борт, которое вы должны подписать, капитан. — Она смотрит на Кирка, не смея опустить взгляд на своего начальника. Капитан без колебаний выколет ей второй глаз, а потом изобьёт.

Кирк вздыхает, бессовестно выходит из Маккоя и машет рукой, чтобы она передала ему документ. Леонард стонет и сползает по столу. Его дыхание прерывистое и быстрое.

Лицо капитана проясняется по мере того, как он читает написанное.

— Грёбаный ты сукин сын! — он смеётся, наклоняется и кусает Маккоя за плечо.

— Помоги нам Бог… — раздражённо бормочет доктор, отталкивая жадный рот Кирка. Кажется, он знает, почему тот так взволнован. Леонард натягивает брюки, вздрагивает и тянется к рубашке. Кирк стреляет в него взглядом, в котором совершенно явно читается: «Мы ещё не закончили», а потом широко улыбается.

— Чепел! — рявкает он, и Кристина вздрагивает от неожиданности. — Скажи экипажу на мостике откупорить бутылку хорошей выпивки: Скотти возвращается домой.


***


«Скотти» — это Монтгомери Скотт, сын Уоллеса Скотта, «Шотландского Мясника».

В детстве за непослушание мама пугала Кристину историями о Мяснике — дородном, здоровенном капитане, который своим огромным топором прорубил себе карьеру на второсортной враждебно настроенной планете и объявил себя королем. Империя, взбудораженная обещанным ей богатством планеты, подтвердила его полномочия.

Кристина ждёт, что Монтгомери окажется избалованным, высокомерным дикарём, а он выглядит озорным пареньком, который, шагая по кораблю, ухмыляется всем вокруг и насвистывает песенки. Он перерезал две глотки, чтобы стать старшим инженером, и всю вечеринку, посвящённую его стремительному назначению, Кирк улыбается.

Вместо того чтобы, как отец, прорубаться сквозь врагов, Монтгомери любит разгерметизировать капсулы челноков или открывать шлюзы, чтобы создать вакуум в помещении, а потом шутить и делать ставки, сколько времени потребуется внутреннему давлению, чтобы разорвать органы человека на части, прежде чем его высосет в открытый космос.

Монтгомери — лучший друг Кирка. Они вместе пьют, шутят, и Скотти пытается обхитрить Кирка в карты. Капитан полностью доверяет ему и в свою очередь муштрует краснорубашечников, чтобы они не стали новыми жертвами неожиданной декомпрессии.

Скотти изобрел агонайзер, ещё учась в Академии. Проведя очередную ночь в компании Кирка и виски, он соорудил свой первый прибор из барахла, валяющегося вокруг стола для покера. Он заставляет «Энтерпрайз» урчать как котёнка, настраивает орудия и улучшает варп-двигатель. Он специалист по межпространственным перемещениями, но никогда не хвастается своими умениями.

По всем показателям Скотти достаточно хорош, чтобы стать капитаном собственного корабля, но он предпочитает наслаждаться инженерным отсеком, избегая серьёзных обязательств, которые неизбежно следуют за капитанским званием. Ему нравится, когда его руки в машинном масле, нравится шум инженерных систем.

У Скотти тёмно-синие, почти серые глаза, а волосы — словно сияющая медь. Они торчат в разные стороны и наэлектризованы, как у безумного ученого. Его борода немного темнее волос, а на шее длинный толстый розовый шрам — след от нападения, — и от этого кажется, будто его шея улыбается. Монтгомери ухмыляется, сверкая зубами, а его акцент скользит по её коже словно масло.

Сейчас Кристина сняла с него рубашку и обрабатывает регенератором кожу на груди, залечивая ожог третьей степени, полученный от взрыва в инженерном отсеке, который убил четырёх людей. У Скотти широкие сильные руки и налитые, чётко очерченные мышцы. Под обгоревшей кожей, которую Кристина постепенно восстанавливает, проступает мелкая россыпь веснушек. Он совершенно не тянет на принца.

Скотти улыбается, глядя на неё. Его взгляд ясен, а зрачки расширены от анестезии, которую она ввела ему. Пальцы Монтгомери обхватывают её запястье, и поначалу это заставляет её напрячься, но потом его большой палец принимается легонько скользить по её запястью вверх и вниз, посылая импульсы по натянутым до предела нервам.

Чепел старательно обрабатывает каждый ожог и не может удержаться от того, чтобы в конце концов не провести по новой розовой коже пальцами. Его мышцы напрягаются под прикосновениями, а сама Кристина уже на таком пределе, что не может унять дрожь.

— Знаешь, — начинает Скотти. Его голос низкий, с сальными нотками. Кристина чувствует горячую вспышку между ног. Его глаза мерцают, а губы растягиваются в улыбке, — ты ведь стоишь перед принцем, девочка.

Однако, тремя часами позже, когда благодаря Монтгомери она срывает горло от крика, ей уже всё равно.


***


Когда они трахаются, кажется, словно они делают это последний раз перед смертью. Монти прижимает её к стене, скользит мозолистыми пальцами под её юбку и ласкает её клитор быстрыми короткими движениями, которые заставляют её забыть обо всём, кроме его пальцев, и желать большего.

Она обхватывает его талию дрожащими ногами, а он отпускает её запястья, уверенно подхватывая под бёдра, используя свою силу, чтобы поднять её и прижать к стене, а потом доводит до разрядки, используя только пальцы.

Скотти кусает её, царапает, оставляет синяки и красные, яркие метки на шее. После него Кристина чувствует себя опустошённой. Сначала Монтгомери скользит ладонями по её животу, а потом касается его губами, разводит её ноги, вылизывает складки лона, и она кончает от проникающего в неё языка. Чепел сжимает бедрами его голову, кричит и выгибается, а Скотти посмеивается и ласкает, вылизывая её еще активнее, заставляя вилять бедрами, чтобы насадиться на его язык, потом — на его пальцы, а потом — на большой твёрдый член.

Иногда он надоедает ей, ошиваясь вокруг медотсека с мелкими царапинами и порезами и требуя, чтобы Кристина целовала каждый из них. Заканчивается это тем, что она выходит из себя, затаскивает его в кабинет Маккоя, толкает на пол и забирается верхом, двигаясь до тех пор, пока Скотти не напрягается, не сгибает колени и не тянет её к себе за полы юбки, заставляя наклониться ниже. Монтгомери жадно рычит, держа её в своих объятиях и впиваясь в её рот, а потом двигается в ней так, что ей кажется, будто она взлетает к небесам.

Кристина горячо целует его, пока он не кончает. Иногда она кусает его, а Скотти не прекращает двигаться в ней, пока она не впивается в его спину ногтями, оставляя на ней восемь красивых алых полос.

Они трахаются словно перед смертью, кроме тех случаев, когда они и правда едва ли не лицом к лицу с костлявой. Они терзают и ласкают друг друга и шепчут какие-то глупости, которые потом не помнят. Монти медленно, с наслаждением раздевает её, касаясь всех чувствительных точек на её теле, заставляя Кристину хныкать. Они падают на постель, и она целует его, пока не начинают болеть губы, а потом Скотти неторопливо доводит её до стонов, заставляя возбуждаться настолько, что после разрядки её тело охватывает дрожь.

Он обнимает её, целует в шею, и Чепел кожей чувствует его улыбку. Иногда Кристина держит его в своих объятиях немного крепче, чем положено, но Скотти никогда ничего не говорит.


***


Уже третий раз она ловит его за разглядыванием старшины Рэнд.

По пути в медотсек Кристина замечает его красный джемпер, вечно измазанный в машинной смазке и копоти и поблекший от постоянной стирки. Обычно он сам штопает появляющиеся дыры.

Рэнд стоит к нему спиной и торопливо переписывает показания измерительного прибора, расположенного у стены в коридоре. Монти застыл неподвижно, скрестив на груди руки. Его лицо бесстрастно, но глаза полны любопытства.

Кристине не нужен второй глаз, чтобы разглядеть красоту Рэнд, её узкую талию, соблазнительные изгибы тела и пышную грудь, которая едва помещается в униформу. У неё ноги от ушей, светло-русые блестящие волосы, а глаза самого светлого оттенка голубого, который Кристине только доводилось видеть.

Ревность сворачивается в животе, заставляя её дрожать от ярости на Рэнд за то, что она настолько красива, и на Монти — за то, что он заметил эту красоту. Она сжимает кулаки, едва справляясь с желанием достать кинжал и изуродовать Рэнд, лишив её красоты.

Вместо этого она сглатывает горечь зависти и тихо подбирается к Монти. Вытащив нож, она незаметно подкрадывается ближе и прижимает острие в аккурат между шестым и седьмым ребром, встаёт на мысочки и прикусывает край его уха.

— Джимми, это ты?

Кристина смеётся вопреки собственному желанию и даёт ему фору в несколько секунд, которых оказывается достаточно, чтобы Скотти обернулся и подхватил её под бёдра, прижимая к стене.

Чепел прикусывает его нижнюю губу, тянет её, пока Монтгомери не начинает рычать и не вжимается в неё всем телом, принимаясь тереться. Она так возбуждена, что едва может дышать. Кристина стонет, а Скотти пытается ухватить её язык зубами и втянуть в свой рот, словно он голоден.

Она скрещивает лодыжки за его спиной, а его ладони привычно скользят ей под юбку. Большой палец движется по мгновенно намокшей ткани трусиков. Чепел шумно втягивает воздух, а Скотти забирается под бельё, проникая в неё пальцами. И она дрожит от нетерпения.

Они трахаются уже пять месяцев, и Кристина ждёт, когда подушечки его пальцев не будут немедленно забираться в её трусики, доводя до разрядки. Когда он перестанет видеть в ней только сексуальный объект.

— Вот так, детка, — воркует Скотти, касаясь губами её шеи, обдавая кожу горячим дыханием. — Давай же.

Монтгомери сцеловывает её стон, когда она течёт и кончает на его пальцах, и жадно целует её, словно никак не может насытиться. Кристина чувствует, насколько возбуждён он сам, и думает, как, должно быть, это тяжело — завестись и не иметь возможности кончить.

Она умудряется дотянуться до молнии на его брюках, но Скотти аккуратно отодвигает её руки, удерживая и прижимая к стене влажным, горячим поцелуем. Кристина пытается протестовать, но он качает головой и толкается в её рот языком, прежде чем отодвинуться и оправить её униформу.

— Немного мучений не повредит, милая.

В голову лезут отвратительные мысли: Монти собирается зажать Рэнд где-нибудь и трахнуть. Это уже третий раз, когда она застукала, как он разглядывает старшину. И он уж точно не единственный мужчина на корабле, который мечтает с ней покувыркаться.

Его ладони всё ещё на её бёдрах, а глаза устремлены на ключицу, открытую слегка помятой униформой. Скотти качает головой, словно стряхивая оцепенение, усмехается, и Кристина чувствует, как скручивает желудок. Её съедает ревность, чёрная и жестокая. И это ощущается даже больнее, чем потеря глаза.

— Ведь это Рэнд оттяпала руку у посла Черека?

— Она самая. — Кристина лично помогала Маккою пришивать руку.

— Всю неделю пытаюсь понять, где она прячет оружие.

— Прячет ору... — Кристина останавливается на полуслове и смеётся, неожиданно даже для самой себя. Монти выгибает бровь, а она выскальзывает из его объятий, глубоко вздыхая и чувствуя волну облегчения, окатившую её. От широкой улыбки повязка на глазу чуть съезжает.

— Что такое? — Скотти обескуражен, но улыбается, инстинктивно следуя за ней, не убирая рук.

— В прическе, — отвечает Кристина, улыбаясь, и тянется к нему, чтобы поцеловать. Она кусает его губы, и Скотти тихо рычит. Через мгновение Кристина снова прижата к стене, а Монтгомери вылизывает её шею, вновь заставляя дрожать.

— А как же «немного мучений»? — её вздох перетекает в стон, когда он расстёгивает брюки, доставая член.

— Мучений, девочка, а не пыток.


***


Кристина никогда не позволяет Монти видеть её без повязки на глазу. Он просит время от времени, но она отвлекает Скотти, лаская его член, или позволяет его рукам забраться по её бедрам под юбку. И все вопросы пропадают, пока они оба не кончают.

Сегодня у неё вечерняя смена, поэтому всю ночь Чепел провела, царапая колени о ковёр в каюте Скотти. Подумать страшно, что стало с его спиной после их упражнений.

Приняв душ, Кристина намеревается выскользнуть из его комнаты, пока Монтгомери спит. Она выходит из душевой кабины, закалывает мокрые волосы в пучок и начинает развязывать узел повязки, собираясь поменять её на новую.

Монти входит неожиданно, сонный и заторможенный. Кристину охватывает приступ паники — она пытается быстро перевязать узел, но Скотти неожиданно быстрым движением перехватывает её запястья, сжимая их и заводя за спину.

— Отпусти. — Она пытается вырваться.

— Крисси, — его голос звучит мягко, умоляюще, и Чепел хочется взвыть от отчаяния и боли. Она чувствует себя загнанным в капкан зверем, всё ещё не оставляя попыток вывернуться из его хватки, но сопротивление прекращается, когда она чувствует, как губы Скотти касаются её плеча, а мягкие рыжие волосы приятно щекочут щёку.

— Пожалуйста. — Он просил её и раньше. Просил позволения кончить или взять её снова, но никогда она не слышала, чтобы он говорил это таким тоном.

Кристина медленно расслабляет руки, всхлипывая и кусая губы, а его пальцы уже тянут за концы узла. И всё же убирает повязку он только после того, как она кивает.

Скотти поворачивает её лицо к зеркалу и целует в скулу, а потом обнимает за талию, прижимая к себе.

— Чертовски красивая, — бормочет он, и Кристина чувствует его твердый член, упирающийся в спину, — ты чертовски красивая, Крисси.

Скотти тянет её назад к постели, касаясь губами кожи вокруг пустой глазницы. Одна его рука придерживает Кристину за шею, а вторая пытается заправить непослушные пряди за ухо.

Он целует её губы до онемения и сжимает в объятиях.

Они проводят всё утро в постели, неторопливо трахаясь. А когда она уже одевается, Монти возникает позади, держа в руках повязку, и аккуратно завязывает её. Узел сделан именно так, как нужно.

— Со мной не получится по-другому, девочка.

Кристина кивает и торопливо выходит из каюты, пока желание не заставило её вернуться к нему в постель, а потом получить нагоняй от Маккоя за опоздание.


***


Иногда она забывает, что Кирк и Монти — лучшие друзья. Встретились они как дети знаменитостей Империи: сыновья Мясника и героя войны.

Кирк зовёт его Скотти, а Монти зовёт капитана Джимми. В бою они как братья. Если напиваются вместе, то в стельку. Монти часто ошивается в каюте Кирка или на мостике. Пожалуй, кроме Маккоя, Скотти — единственный человек на корабле, который открыто смеет возражать Кирку, не рискуя при этом жизнью.

Хотя спорят они редко. Иногда кажется, что они словно борги могут обмениваться мыслями. Улыбаются синхронно и одинаково, смеются над одними и теми же шутками. Такое ощущение, что большую часть времени они общаются без слов. Каждый вечер они играют в покер, но никогда не тратят ни на кредит больше, чем приносят с собой.

Монти всегда заботится о том, чтобы их рюмки были полны, а Кирк даёт ему карт-бланш во всём, что касается «Энтерпрайз». Они работают слаженно, как семейная пара, но несмотря на многочисленные попытки Кристины вытянуть из Монти истории из их прошлого, тот только ухмыляется и говорит, что ей надо «спросить Джимми».

Её не удивляет, что однажды в пятницу в конце их с Маккоем смены Кирк вызывает их обоих по коммуникатору к себе в каюту.

Весь день до этого они изучали регенеративные свойства гецианцев, отрезая части их тел и записывая, сколько времени потребуется им, чтобы конечность снова выросла. Маккой уверен в том, что у него получится создать на основе их тканей специальную мазь. Ободрённый этой мыслью, он не ворчит в своей привычной манере на приказ Кирка.

Они стягивают перчатки и выбрасывают их. Гецианская кровь пахнет как сигаретный дым, и по консистенции липкая и желеобразная, поэтому перчатки шлёпаются в ведро с противным чавкающим звуком, а Кристине безумно хочется забраться в душ, чтобы смыть с волос запах.

Когда они оказываются в каюте Кирка, то обнаруживают там и Монти. Он лежит рядом с капитаном на большой, роскошной постели. Покрывало безнадёжно смято, словно они катались по нему.

— Может, нам оставить вас вдвоём? — кисло замечает Маккой, но Кирк смеётся и приглашающим жестом манит его. Монти тянет Кристину к себе, в то время как Джим увлекает на постель Леонарда.

— Рановато вы начали, — протягивает Маккой. Сейчас его акцент отчётливо слышен.

— Слишком рано никогда не бывает, доктор, — ухмыляется Монти.

Когда он целует её, Кристина ощущает тяжёлый сладковатый привкус алкоголя на его языке. Он делает глоток, притягивает Чепел к себе, и она чувствует, как виски переливается в её рот. Скотти слизывает капли спиртного с её губ, а потом, забравшись в её волосы пальцами, тянет, заставляя привстать, но почти сразу же перехватывает обеими руками, устраивая рядом с собой.

Маккой тянется к бутылке и делает несколько больших глотков, даже не моргнув. Глаза Кирка темнеют, а дыхание учащается. Прежде чем отдать бутылку, Маккой кивает и бормочет:

— Неплохо, Скотт.

Кирк толкает Маккоя на простыни, кусает его губы, обхватывая голову любовника ладонями, чтобы повернуть в удобное положение. Леонард рычит и отталкивает Кирка, сверкая взглядом и вытирая блестящие губы тыльной стороной ладони.

— Скотти, мой готов, — выразительно замечает Кирк и корчит недовольную гримасу, а потом, неожиданно оживившись, смотрит на Кристину. — Меняемся?

Монти смеется, однако его хватка становится крепче:

— Неа, Джимми. Не в этом случае.

Кирк притворно вздыхает и наваливается на Маккоя. Леонард не жалуется, только ёрзает под капитаном, устраиваясь поудобней. Он снова берётся за бутылку, отпивая из неё и лениво отмахиваясь от рук Кирка, когда те совсем откровенно лапают его.

Кристина понятия не имеет, сколько они уже в каюте капитана. Она прижимается к Монти, пьёт из его бокала, пока он терзает её шею поцелуями, а его ладонь уже хозяйничает под форменкой, лаская её живот, но не двигаясь ниже.

Чепел подозревает, что она здесь не просто так. Монти отбрасывает её кинжал, а Кирк изо всех сил старается трахнуть Маккоя языком в рот. Доктор увлечённо отвечает капитану.

Монти, кажется, не замечает ничего вокруг, слишком занятый тем, чтобы заставить её пульс биться чаще. Он говорит, что она может смотреть на другую пару, если хочется, и Кристина невольно вздрагивает. Она уже горячая. Пальцы Скотти движутся в ней. Он точно знает, как надо её ласкать: два пальца обводят клитор, пуская горячие вспышки возбуждения по телу. Каждая клеточка отзывается на ласку Монтгомери, а каждое движение его пальцев подталкивает к краю. Она сжимается вокруг него, когда терпеть уже становится невозможно, и Скотти убирает руку, утыкаясь лицом в изгиб её шеи.

— Часто делаешь это? — бормочет она, поворачивая голову и касаясь губами его уха. Скотти вытаскивает заколку из её волос, позволяя им рассыпаться по плечам, а потом стягивает с неё трусики, кусает плечо и принимается расстёгивать свои брюки, чтобы высвободить член.

— Неа. — Его акцент настолько густой, что он словно прорезается через слова. С произношением у Монти всегда были нелады, и когда он трахает её, Кристине иногда кажется, что не помешали бы субтитры. И, тем не менее, осознание того, что она заставляет принца настолько завестись, что он едва не забывает, как говорить, ужасно возбуждает.

Он откидывается на спину, и она забирается на него сверху, распластавшись грудью на его груди, чтобы он мог поцеловать её. Кристина заводит руки вниз, обхватывая плоть, и направляет его в себя. Скотти сжимает её бедра и двигается навстречу. Она впускает его в себя так глубоко, что, кажется, член пронизывает её до горла.

Маккой стонет где-то рядом. Кристина смотрит на них с Кирком, обнаруживая, что губы Джима сомкнуты на плоти доктора. Леонард сжимает в кулаке волосы Джима, и это чертовски привлекательное зрелище, которого подавляющее большинство членов экипажа лишены. Однако больше её заботит Монти. На его щеках играет румянец, а лицо сосредоточенно. Он двигается ровно в таком ритме, что всё её тело словно лишается костей. Каждый толчок Монти вышибает откуда-то из её живота вскрики.

Она напрягает пресс под его горячими от выпитого алкоголя ладонями. Скотти двигает бедрами по кругу, и она кончает, громко вскрикнув, а он смеётся, словно сорвал джек-пот.

Её мир сужается до твёрдого члена Скотти между её ног, его рук на бёдрах, губ, терзающих её соски через тонкую ткань медсестринской униформы. Она сгребает в кулак его волосы и тянет к себе, чтобы поцеловать, и Монти подчиняется.

И всё становится ясно как божий день: она влюбилась в Монтгомери Скотта.

Он вколачивается в неё, сжимая бедра, и кончает, когда она стискивает его в себе. Они целуются, и Кристина дрожит в его руках после испытанного оргазма. Скотти крепко прижимает её к груди, целует макушку, ухмыляется и не отпускает.

Последний мужчина, которого она любила, лишил её глаза. И Кристина невольно думает о том, что же заберет у неё Монти, когда между ними всё будет кончено.


***


Корбины внешне напоминают кальмаров. Они грязные, их кулаки большие и крепкие, словно камни, а голоса шелестят, и от этого Кристину отчаянно клонит в сон. С терпением у корбинов тоже проблемы. Они злобны и сопротивляются всё время, пока Кирк и Спок пытаются подавить их плохо организованный бунт.

Маккой стоит рядом с ней, в стороне от боя, скрестив руки на груди. Она поглядывает на него искоса, невольно думая о том, что Кирк был неправ, — шрам только сильнее подчеркивает привлекательность Маккоя. Его ореховые глаза контрастируют с бледно-розовой полосой шрама, а взгляд сам собой задерживается на шикарных, чётко очерченных губах.

Маккой наклоняет голову, и Кристина замечает позади него вспышку красного — эту походку она узнает, даже если ослепнет и оглохнет. Кирк зовёт Леонарда, а она поворачивается, наконец, к Монти, который всё-таки спустился из инженерного отсека к ним на планету.

Неожиданно Скотти переходит на бег, кричит что-то неразборчивое из-за своего шотландского акцента.

Тяжелый кулак врезается в её щеку. Кристина слишком растеряна, чтобы отреагировать. Острый гравий и мелкие камни больно царапают бедро, когда она падает от удара. Вспышка боли заставляет её зашипеть.

Корбин заносит кулак снова, метя ей прямо в голову, и Кристина понимает, что этот удар размозжит череп, однако Монти обхватывает нападающего за пояс, и они оба падают на землю, кувыркаясь и молотя друг друга.

Скотти удаётся подмять корбина под себя. Он резко бьёт существо по голове кулаками до тех пор, пока звуки ударов не становятся чавкающе влажными, а корбин не обмякает.

Когда Скотти поднимается на ноги, его щёки разукрашены яркими пятнами жёлтой крови существа, которая контрастирует с красной униформой и рыжей шевелюрой. Он словно огонь, излучающий ярость и жар, и Кристина невольно краснеет, осознавая, как сильно он возбуждает её, и как отчаянно ей хочется повалить Скотти на спину, оседлать его колени и вылизывать его член, пока он не раздерёт униформу и не выебет её так, что Кристина потом не сможет встать.

Откуда-то выскакивает ещё один корбин, и Монти хватает его за грудки, резко толкая вниз, заставляя опуститься на колени, а потом выхватывает агонайзер и вдавливает его в горло существа, включая одним ловким движением пальца. На губах корбина пузырится кровь, он кричит, содрогаясь всем телом, словно выброшенная на берег рыба.

Монти перехватывает занесённую руку, выворачивая запястье так, что корбин снова вопит от боли. Глаза Скотти лихорадочно блестят от наслаждения, а губы изогнуты в довольной ухмылке. Кристина уверена, что он хочет растянуть мучение, заставляя нервную систему противника накалиться до предела, пока его сознание не отключится, ускользнув в спасительное небытие.

Когда корбин падает мёртвым, слышится довольный смех Кирка. Кристина поднимается и прижимается к Скотти. Тот обнимает её в ответ и впивается в губы.

Этот поцелуй заставляет её потечь. Кристина чувствует, что и Скотти возбужден не меньше. Она цепляется за его плечи, позволяя ему втягивать свой язык в рот, словно он собрался вобрать всю её в себя.

— Я люблю тебя, — рычит он, сжимая её в объятиях так, словно Чепел может убежать. Кристина замирает, а Монти продолжает целовать её, отчаянно и страстно. — Чёрт подери, как же я люблю тебя...

Чувства сворачиваются в груди горячим клубком. Она кивает, не в силах произнести что-либо, и целует его в ответ, надеясь, что этот поцелуй скажет ему обо всём лучше любых слов. Скотти стонет и роняет агонайзер. Корбин оседает на землю, а его лапа задевает руку Монтгомери, обнимающую Кристину за талию, и тянет вниз так, что она оказывается на её бедрах.

Они отстраняются друг от друга, слыша, как присвистнул Кирк. Однако возбуждение и удовлетворение не скрыть.

— Как думаешь, сможешь поднатаскать Маккоя, чтобы он стал таким же, а, Скотти?

Леонард выразительно задирает бровь, а его губы изгибаются в кривой усмешке. Кирк закидывает руку ему на плечо и от души смеётся.

Кристина улыбается Скотти так широко, что болят щёки. Монти перемещает руку выше, путаясь пальцами в её волосах, рассыпанных по плечам. Он ухмыляется ей в ответ, его глаза озорно блестят, они наполнены любовью и преданностью.

— Как же я могу отказать тебе в таком удовольствии, Джимми?

@темы: перевод, Star Trek, Скотти, Кирк, Маккой, фанфик, Чепел, гет, слеш, Романтики с большой дороги

---

Бордель

Название: Бордель
Переводчик: Sky Smuggler
Бета:  julia-sp
Оригинал: The Brothel by Gayle F., разрешение получено.
Ссылка на оригинал: The Brothel
Размер: мини, 2250 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Спок / Джеймс Кирк
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: В вулканском обществе никогда не было "Эры Великого пробуждения". Вулканцы никогда не принимали учение Сурака о контроле эмоцийКирк был привезен на Вулкан в качестве раба и продан в бордель, где его и встречает впервые Спок.
Примечание/Предупреждения: рабство, проституция, неграфическое описание насилия, сомнительное согласие.
Написано для команды Star Trek для Фандомной битвы 2014.
Посвящение: переведено для самого правильного старпома из всех, кого я знаю.

В первую ночь я пошел туда, где встретил тебя, за компанию со С'Тавом. Пошёл, чтобы посмотреть на его новую игрушку, которая, как и все в том заведении, стала бы изображать из себя недотрогу и кокетничать. Сам я не собирался поддаваться соблазнам. Я планировал пропустить стаканчик кавы, посмотреть на представление и уйти.

С’Тав привел меня в Дом Всеобъемлющего Наслаждения.

Я думал, что его новая пассия должна была обойтись ему недешево: Дом — один из самых экстравагантных борделей в городе. Последняя работа С’Тава была более чем щедро оплачена, но, получая деньги за одну скульптуру, он всегда вкладывал их в другие проекты. Малахит, нефрит — у С’Тава страсть к увековечиванию в драгоценном камне сорванцов, подобранных на улице, изящных внешне, но порочных по сути. Они вечно позировали для него, спали с ним и крали у него. Может, хоть бордель помог бы ему сохранить немного денег.

Мы остановились у внешних железных ворот, сделанных в виде драконов, слившихся в любовных объятиях. Два охранника пропустили нас в двери из красного дерева, покрытые молочно-белыми панелями, на которых были изображены различные эротические сцены из вулканской мифологии. Я узнал С’Кие и Т’Ленда, Т’Прета и плутоватого Куркуса, Солана и Солада, Сию и Сурака Безумного, окутанных огнем.

Подогреваемый страстью С’Тав нетерпеливо толкнул дверь, и мы вошли в роскошный зал. Внутри, расставленные в подсвечниках и канделябрах, сверкали и благоухали сотни ароматических свечей. Пол был выложен мраморными плитами, а стены покрыты чередующимися панелями из редкого дерева — темно-фиолетового вуур’ку, бледно-молочного ивняка и розового хедданата — и панелями, затянутыми вышитым золотым шёлком.

На одной стороне зала висела сверкающая, словно горный хрусталь, занавеска, пóлы которой были раздвинуты, открывая взгляду комнату, наполненную густой, словно кровь, зеленью и золотом. Вдоль стен там стояли диваны и низкие столики. В центре на возвышении два мягкошерстных цеделианца-гермафродита играли дуэтом на лире и флейте, соблазнительно выгибаясь в такт. Вместо браслетов с цепями, которые могли бы повредить тонкие хрупкие запястья, на их талиях были затянуты украшенные драгоценными камнями пояса. Эти двое были новичками здесь и, вне всяких сомнений, одним из самых пикантных удовольствий Дома после захвата Вулканской Империей Цеделии.

Оба существа играли что-то нежное. Было еще рано, и диваны только начинали заполняться. Позже обстановка станет более дикой, с танцорами, сексуальным представлением — возможно, и гермафродиты будут участвовать в нем.

На другой стороне зала со второго этажа, где находились комнаты, спускалась широкая винтовая лестница. На балконе угадывалось какое-то движение — несколько рабов борделя собирались там, чтобы выйти к публике.

Я увидел тебя, когда ты спускался по лестнице. Они знали цену твоей красоте и играли на ней. На твоем теле не было ни одного рисунка, чтобы подчеркнуть твою естественность: дикий, наполовину прирученный зверь. Твои мышцы, натертые маслом, переливались в свете свечей. Твоя светлая, золотистая кожа оттенялась блеском позолоченных цепей — человеческая гибкость и хрупкость против вулканской мощи. Одинаково соблазнительные — сила и слабость.

Ты почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня холодно и спокойно, не выказывая ни единой эмоции. Твой взгляд был бы похож на вызов, если бы не был таким отстраненным. Я смотрел на тебя в ответ словно завороженный, и всё вокруг померкло, растворяясь в золотистом мареве сотен свечей; словно твоё тело отбрасывало не тень, а свет.

Все было бы гораздо проще, если бы моя страсть не была такой неожиданной, такой сильной и такой… редкой. Тысячи маленьких светлячков, кружащихся в ночи, лучше, чем всепоглощающее пламя одного костра. Хорошо бы со мной этого не случилось вовсе.

Наверное, мое сердце слишком истосковалось по привязанности.

С’Тав потрепал меня по плечу и рассмеялся, подшучивая над моей слабостью к людям. Я отвернулся и постарался сосредоточить свое внимание на нем и его возлюбленном, совсем еще мальчике, которого он обнимал за талию. Я чувствовал твой взгляд, устремленный на меня. С’Тав говорил что-то о вине, сладостях, музыке…

Я не сдержался и снова посмотрел на тебя. Ты стоял почти в самом низу лестницы, а твой взгляд был устремлен на дверь. Я проследил за ним и увидел Скаррака, только что вошедшего в зал. Я дрался с ним бок о бок на последней клингонской войне и видел, как он пожинал плоды этой бойни. Насилие — слишком мягкое слово для описания его удовольствий. На твоем лице отразился страх, несмотря на тщетные попытки скрыть его — ты знал Скаррака не понаслышке. На мгновение твои глаза встретились с моими, когда Скаррак уже шёл к хозяину, чтобы купить тебя на ночь. Я проскользнул прямо перед ним, кладя кредиты и получая взамен ключ от твоего ошейника.

Когда я подошел к тебе, ты даже не улыбнулся, все еще глядя мне в глаза, словно оценивал очередного незнакомца. Теперь я мог разглядеть цвет твоих глаз: яркие всполохи зелени, золота и янтаря. Ты отвернулся, а я, даже не коснувшись тебя, пошел наверх к твоей комнате и закрыл за нами дверь.

Ты покорно протянул мне запястья, чтобы я расстегнул цепи, и печально улыбнулся, видимо, соблюдая ритуал, призванный подчеркнуть твою мнимую свободу. Когда ты раздел меня, я был уже возбужден.

В первую ночь мы оба пытались впечатлить друг друга. Может быть, тогда бездушное мастерство превратилось в искреннюю страсть? Заученные движения пальцев сменились яростной хваткой? Я помню твои стоны. И свои. Гладкое движение наших тел. Жар внутри тебя и твердые поджавшиеся яички в моей руке. Твой резкий мужской запах, и твое тело, напряженное и дрожащее подо мной.

Во вторую ночь я пришел уже только к тебе.

В третью… В третью ночь я опоздал из-за семейной ссоры. Мне сказали, что у тебя не было клиента, и поэтому ты был отправлен участвовать в общем представлении. Я стоял за занавеской, наполовину спрятавшись за ее полупрозрачной блестящей гладью, и смотрел, как тебя берут два здоровенных орионца. Твои губы охватывали член одного из них, в то время как другой пристроился сзади.

Почувствовав меня, ты замер на мгновение, пока тот, который трахал в задницу, не ударил тебя по ягодицам: звонко и с оттяжкой, вынуждая двигаться. Твой наполовину эрегированный член, болтавшийся между ног, мгновенно затвердел. Зрители вокруг засмеялись и заулюлюкали, и мне было интересно, была ли причиной этого возбуждения ударившая рука или мой взгляд. Дрожа, я словно завороженный досмотрел представление до конца, чувствуя, как меня буквально тошнит от желания. Я мечтал о них, о том, чтобы я был ими, брал тебя одновременно и в рот, и в задницу.

Через неделю постоянного возбуждения, я решил больше не возвращаться.

Сегодня Скаррак приложил все усилия, чтобы найти меня и сказать, что приходил к тебе. Он описывал все детали вашего свидания. Как он растянул тебя на постели, сковав цепями, так, что ты не мог двигаться. Как ты вскидывал бедра, желая, чтобы он овладел тобой. Скаррак сказал, что подумывает купить тебя. Ведь вряд ли в Доме позволят причинить тебе серьезный вред, какую бы цену за ночь он не платил.

Я сказал себе, что приду этой ночью лишь для того, чтобы вычеркнуть тебя из жизни и предоставить своей судьбе.

Сияние вокруг тебя померкло. Ты был напряжен и обеспокоен, когда мы шли наверх. Я даже не удосужился снять цепь, разложив тебя на постели, чтобы напомнить в первую очередь самому себе, кем ты являешься на самом деле. Я закинул твою ногу на плечо и вошел, проникая своим твердым, ноющим членом в узкий сжимающийся проход.

Ты вздохнул и прикусил губу, когда я двинулся сильнее, протискиваясь через стиснутые мышцы в твое прекрасное тело. Я вздрогнул, сдерживаясь на мгновение. Накатывающие чувства, кажется, ошеломили меня. Отчаянно пытаясь обрести контроль над наслаждением, я вколачивался в тебя. Твое тело почти не отвечало на мои действия, пока я не приблизился к разрядке, и тогда огонь охватил нас обоих. Мы боролись друг против друга, против нашего общего пламени, желания, которое было глупо отрицать. Оргазм был острым, грубым, рвущим нас на части, и мы кричали от боли и ярости.

Я оставил тебя лежащего и все еще закованного в цепи, с перепачканными твоим и моим семенем животом и бедрами. Поднявшись, я привел себя в порядок и, налив бокал кавы, вышел на террасу. Воздух был наполнен журчанием воды в фонтанах, блеском листвы в звездном свете и неясным, радужным мерцанием окружающего сад силового поля. Я глубоко и вымученно вздохнул, словно заставляя себя наслаждаться вечерним ароматом, сладким запахом цветущей в ночи лиаты, тяжелым духом алого специевого дерева. Дуновением ветерка с острым привкусом ладана и твоим запахом на моей коже…

Внизу мелькнули две фигуры, скрытые темнотой. Мягкий стон, всхлип… Или смех?

Я вернулся в постель и отстегнул твою цепь, прикованную к лакированной спинке постели. Отвернувшись, ты медленно опустил руки и скрестил их на груди, касаясь бледной, блестящей от невысохшей спермы кожи. Когда ты посмотрел на меня снова, черты твоего лица были искажены злостью.

— Это не мой выбор — быть шлюхой, — твой голос был низким и холодным.

— Ты забываешься, раб, — ответил я тебе в тон.

Ты напрягся, словно хотел ударить меня. Возможно, и ударил бы. Твои глаза с вызовом смотрели на меня, отказываясь играть в ту игру, за которую я заплатил сегодня. В которую ты должен был играть, чтобы тебя не высекли...


***


Нет, ты ведешь себя не как шлюха — как преданный любовник.

Этот Дом не твой выбор, но он стал твоей жизнью, дитя покоренной планеты. Ты научился выживать, приобретя определенный опыт и умение пользоваться своей красотой и гибкостью, которые всегда восхищали другие расы. Почему ты не использовал это против меня, враг мой? Я говорил себе, что ты слишком умён, чтобы использовать свой шарм для того, чтобы заставить меня, покорённого страстью, выкупить тебя.

Я не спрашиваю, какова твоя цена. Я знаю, что она будет слишком высокой для нас обоих.

Или ты думаешь, что будет лучше, если я возьму тебя домой, покажу Той-которая-является-моей-супругой? Она была против брака с полукровкой с самого начала. Она не любит меня, но недовольна тем, что и я отвечаю ей тем же. Между нами нет мира, хотя наш союз хранит мир между двумя великими кланами.

Богатство, сила, любовники не удовлетворяют Т’Принг. Она жаждет жестокости. Могу ли я отдать тебя на откуп ее мстительности, когда улечу с планеты? Мой отец не защитит тебя. Единственное, в чем мы похожи — наша страсть к людям. Но именно в этом он меня не поддерживает.

Однажды у меня была любовница. Два года назад ее отравили. Я помню её светлые волосы, рассыпанные словно солнечные лучи вокруг головы. Она лежала, беззащитная, скорчившись на полу, а мой ребенок, которого она носила под сердцем, — красным сгустком крови на ее бедрах.

Лейла. Она была теплым огоньком, а ты — яркое, всепоглощающее пламя. И все же вы похожи. Она всегда чувствовала меня. Видела, когда я не говорил что-то прямо, и отвечала на то, что я не облекал в слова. Она не позволяла зародиться лжи между нами.

А я соврал сегодня. И обрек на ложь тебя.

Я отворачиваюсь от упрекающего взгляда, собираю разбросанные вещи. Ты оказываешься за моей спиной на коленях, обнимаешь. Крепко, будто утопающий, отчаянно цепляющийся за своего спасителя. Я говорю себе, что должен взять твою цепь, прикрепить к полу и уйти, как планировал. Ты смотришь на меня, и теперь я вижу на твоем лице горькую, насмешливую улыбку, словно ты высмеиваешь себя и меня. Твои глаза темны и полны боли.

— Останься, — шепчешь ты.

Неужели ты понял, что я здесь в последний раз? Что я должен быть тут в последний раз. Я хочу тебя слишком сильно.

Позволь хотя бы моим прикосновениям быть искренними. Какими были и твои.

Я пропускаю пальцы через твои растрепанные, небрежно остриженные волосы. Они скользят сквозь пальцы прохладой, словно жидкий шелк. Я чувствую как твоё тёплое дыхание на моей коже возбуждает меня снова. Опять. Так быстро. Я слышу свой стон, когда твои губы обхватывают мою плоть. Влажный шелковый жар, легкое касание зубов, мягкие движения языка. Ты начинаешь двигаться быстрей, словно в отчаянии, и я тоже чувствую его, и это отчаяние пробуждает во мне желание ощутить твой вкус.

Я толкаю тебя на пол, гладкий и приятно холодящий разгоряченную кожу. Наши тела словно отражения — головы склонены к паху друг друга. Оба рта ласкают напряженную плоть. Руки придерживают друг друга, а пальцы аккуратно раздвигают половинки ягодиц, дразня сжимающееся в ответ на давление отверстие. Мы проникаем друг в друга, пытаясь достичь самой глубокой точки наслаждения. Пальцы слегка сгибаются, губы отчаянно ласкают. Мы смакуем каждое мгновение, словно наше единственное желание — впитать друг друга без остатка.

Я заставляю себя отстраниться и переворачиваюсь, заглядывая в твои глаза, горящие от страсти. Мне хочется владеть тобой целиком: и твоим телом, и твоей душой… Моя рука обхватывает твою плоть, продолжая ласку, а пальцы касаются виска.

Наши тела дрожат и выгибаются от сжигающего желания, а наши разумы проникают друг в друга все глубже. Соединяясь в единое существо, мы сливаемся, словно два языка пламени. Наша плоть сплавляется, растворяется в этом огне, который взрываясь переливается между нашими телами словно поток лавы, наполняет души забвением и удовольствием.

Я медленно прихожу в себя. Вздыхаю. Ты тянешься и касаешься моей руки. Мы лежим вместе, удовлетворенные и выжатые. Сия и Сурак, выброшенные из Огненного Моря.

Я чувствую вкус твоего семени, вязкий, словно сливки, облизываю пальцы и губы, отчаянно стремясь продлить ощущение этого солоновато-терпкого вкуса.

И вот, наконец, ты напрягаешься и отодвигаешься. Я поворачиваюсь и вижу в твоих глазах незаданный вопрос. Ты слишком горд, чтобы задать его вслух. Я улыбаюсь и прикрываю глаза, стараясь сохранить то, что мы разделили, принимаю игру, в которой мне не выиграть.

Я слишком долго жил во тьме.

Какой бы ни была твоя цена, я заплачу ее.

@темы: Бордель, Star Trek, Кирк, Спок, слеш, спирк, NC-17

---

Первая встреча

Название: Первая встреча
Переводчик:  Sky Smuggler
Бета:  Alleeya
Автор: Mila.
Ссылка на оригинал: First Meeting
Размер: драббл, 980 слов в оригинале
Канон: TOS
Пейринг: миррор!Сарек/миррор!Аманда Грейсон
Категория: гет
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Сарек встречает Аманду в миррор-вселенной.
Примечания: фанфик переведен на ФБ-2014 для команды Star Trek.


Сарек был взволнован. Вернее, он был близок к панике, но не мог точно понять, что это: побочный эффект его нынешнего состояния или и впрямь имеются объективные причины для переживаний. Удержать концентрацию, чтобы проанализировать ситуацию, ему было сложно.

Итак, он был в шестнадцати… примерно в шестнадцати световых годах от дома, на одной из самых враждебных планет в самое неподходящее для этого время. Имперское правительство отменило все полёты до Вулкана, и совершенно непонятно, когда этот запрет будет снят.

Удивительно, ведь с самого первого контакта земляне не оставляли вулканцев в покое, к величайшему сожалению для последних. Возможно, так будет и в этот раз, и полёты снова разрешат. Дело времени. К тому же, Сарек один в своих покоях, без надзора, — наверное, единственная привилегия посла, которой он смог добиться.

Когда он услышал, как открывается дверь, то мгновенно подобрался, готовясь к возможному бою. Сарек двигался невероятно быстро, и, едва только нежданный посетитель переступил порог, он оказался перед ним лицом к лицу.

Девушка, совсем молоденькая, едва достигшая возраста, достаточного, чтобы называться взрослой.

— Я не собираюсь нападать. — Она подняла ладони вверх. Её голос был спокойным, с лёгкими насмешливыми нотками. И всё же он сверлил её подозрительным взглядом, хотя и пытался изо всех сил вновь обрести контроль над собой.

Неторопливо, двигаясь осторожно и выверенно, она вошла внутрь, не отводя взгляда от него, и заперла за собой дверь.

— Мы ведь не хотим, чтобы кто-то нас подслушал?

Сарек вновь ощутил приступ злости и с силой сжал кулаки, чтобы не выйти из себя.

— Кто ты и что тебе нужно?

Настроения для церемоний не было совершенно.

— Даже не поздороваешься? Это невежливо. Особенно если учесть, что мне пришлось раскошелиться на взятку для охранников внизу. — Девушка прошлась по комнате, осматриваясь. Сарек внимательно следил за каждым движением.

— Если бы я не подкупила их, о нашей маленькой встрече уже доложили бы. И тогда все мои усилия пропали бы даром. — Она прошлась по обстановке комнаты оценивающим взглядом и повернулась к нему. — А тут мило.

На этот раз Сарек не сдержался — на его лице отразилась ярость.

— Что тебе нужно? — почти прорычал он.

Выражение её лица мгновенно стало серьёзным, но она, кажется, совсем не испугалась.

— Я знаю о твоей маленькой проблеме и хочу предложить помощь.

— У меня нет проблем.

— Правда? Не будь глупцом. Как думаешь, почему полёты до Вулкана отменены?

— Я не имею к этому ни малейшего отношения. Кто может выиграть от задержки моего отъезда?

— Ты и правда полагаешь, что люди такие глупые, вулканец? Каждые семь лет вы оставляете работу. И всё, что говорите при этом — «по личным причинам». Вы же должны были понимать, что рано или поздно мы обо всём догадаемся. Ты собрался уехать несколько недель назад, заранее, чтобы снова проделать этот трюк, и выставить нас дураками. Мило, но несколько недальновидно. Внезапная необходимость — и ты уехал бы к себе домой. Неужели непонятно, что весь этот фарс настолько очевиден со стороны?

Сарек сжал кулаки и отвернулся. Ситуация была крайне серьёзной, но он никак не мог сконцентрироваться.

Девушка подошла к нему и встала совсем рядом.

— Ты просчитался, и они хотят удовлетворить своё любопытство. Оставить тебя тут и посмотреть на эти «личные причины».

Она выглядела как человеческая средневековая ведьма из сказок. Её глаза озорно блестели так близко, что сосредоточиться было почти невозможно. Ему нужно только протянуть руку и… Вместо этого Сарек глубоко вздохнул.

— Ты говорила, что хочешь предложить помощь.

— Теперь ты просишь? Наша первая победа: наивные, доверчивые вулканцы, неспособные врать — и вдруг выясняется, что они хранят свой секрет вот уже два века. Сложно в это поверить, правда? Но знаешь, мне всегда нравилась твоя раса, и я гораздо внимательнее следила за вами, чем большинство моих людей. И когда я открыла ваш маленький грязный секрет — случайно, признаюсь честно, — я поняла, что это — мой шанс. И я должна использовать его для своего блага. Вот потому-то я и пришла сюда.

— Ты делаешь мне предложение.

— Отчасти. Я думала о чём-то постоянном. Я могла бы стать твоей женщиной. Я знаю, что ты не женат.

— Гражданка Империи, вступившая в союз с вулканцем? Земное правительство никогда не позволит этому случиться.

— Почему нет? Наша драгоценная Императрица переспала с каждым официальным представителем разных рас, пока, наконец, не женила на себе Императора и не избавилась от него вскоре. Тут многое так делается.

— Но я вулканец.

— Богатый вулканец. И весьма влиятельный на своей планете и за её пределами.

— Есть и люди богатые и влиятельные. Почему ты выбрала меня?

— Потому что ты умён. Тебе всегда удаётся отвести от своей планеты удар. Многие земляне ненавидят тебя, но при этом большинство уважают и восхищаются тобой. Я из бедной семьи, и у меня нет связей, чтобы защитить себя. Конечно, у меня есть некоторые источники информации и несколько влиятельных друзей, но этого недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я хотела бы спокойной жизни. И роскоши, разумеется.

— Земное правительство захочет получить от тебя информацию, которая может навредить вулканцам.

— Пока ты будешь заботиться о том, чтобы я была счастлива, не стоит волноваться об этом. Итак, мы договорились?

И они договорились, хотя иногда, оглядываясь назад, Сарек всё ещё не мог до конца понять, как так вышло.

@темы: Star Trek, фанфик, гет, Сарек, PG-13, Аманда

---

Для ПЧ, если кто-то еще меня читает)

Давно я что-то ничего не писал. Ни за жизнь, ни по делу. В общем... если что, я жив, здоров и зарылся в делах. Не хочу ничего сглазить, так что как будут результаты - расскажу и поделюсь непременно. Единственное, что сейчас могу сказать, так это то, что если бы я знал, как все обернется, то пять лет назад, когда поступал в аспирантуру, несколько по-другому бы расставил приоритеты. К выбору специальности, научных руководителей и прочим, тогда казавшихся неважным, вещам, я бы отнесся совсем иначе. Но поезд ушел, придется разгребать то, что есть. И я настроен на успех, потому что финиш уже виден и я просто не имею права сдаться. Вот. Надеюсь, все будет хорошо.)

@темы: заметки, ПЧ

---

Селигер 2014

Что самое прикольное, я этот пост написал примерно месяц назад, но как и положено ленивой заднице никак не мог заставить себя обработать и выложить фотки.
И вот свершилось! Надеюсь, что хоть кому-то это хоть немного интересно...
Итак... Вашего покорного слугу почти сразу по приезду из Греции запрягли в командировку. На тот самый Форум на Селигере, который проходит каждый год вот уже лет десять как.
Если честно, поначалу я ехать туда совершенно не хотел. Согласился потому, что от меня ждали согласия. Но блин... Я такой чистоплюй, что при одной мысли о том, чтобы тусить неделю (а тогда мне светила именно неделя) в палатке, без удобств и в лесу меня прям заставляла испытывать сердечный и прочие приступы. Я старательно придумывал болезни, чтобы только не ехать туда, планировал свой побег чуть ли не в первый же день Форума. В общем, что только не придумывал! Нервничал ужасно.
В итоге... оказалось все не так плохо.
Во-первых, как выяснилось, ехать необязательно было на всю смену (которая была с 3 августа по 10-е). Во-вторых, когда уже приехал на место, выяснилось, что как говорится, слухи о "грязи" несколько преувеличены. Нет. Жить и правда пришлось в палатке и в лесу, но были довольно чистые туалеты (причем, нормальные туалеты, а не сельские), была возможность в душ сходить (не прям 24/7, а в определенные часы, но все же). Даже подзарядить телефон можно было (тоже правда максимум - 2 часа за один сеанс, но все же лучше, чем ничего). Ну и, в-третьих, очень красивые места. Можно было сходить искупаться на сам Селигер, наведаться в монастырь неподалеку, Нилова Пустынь называется, и вообще продлить себе отпуск. Что я и сделал благополучно. Сказал, что буду четыре дня, в итоге протусил три, но прогулял всю неделю на работе. хдд
В общем... Делюсь впечатлениями.
В целом мне понравилось. Очень чувствуется, особенно поначалу, активная пропаганда действующей власти)) Прям очень-очень пропаганда)) патриотизм, Путин, Единая Россия, великий русский народ и прочее и прочее. Даже бойцовский клуб имени В.В. Путина. хддд Над этим мы ржали очень долго, если честно. Не знаю, всегда ли так во время всего Форума или только в нашу смену так попало, ибо когда я был, принимали участие такие направления, от которых в общем-то неудивительно ждать подобного. Например, "Военно-патриотические организации" или "Религиозно-духовное воспитание". Была также в нашу смену "Казачья молодежь". Порадовали песнями, плясками и джигитовкой. И я всфапнул, если честно, на их военную форму.
Вообще все участники Форума делятся на три категории: собственно участники (набирают со всей страны из организаций), гости и организаторы. Ну, охрана еще была, но эти не в счет. Участники живут всю смену в лагере и за территорию их не выпускают. Гости (я принадлежал именно к этой категории) могут выходить и за территорию, и уехать вообще в любой момент (и приехать, кстати, тоже), так что тут послабления. Ну и организаторы - тоже самое, что и гости, только живут всю смену и куча оргвопросов на них. Так что я был в самой кошерной категории: и никаких ограничений по сути, и ответственности мало - прочитал свою лекцию и свободен.
На территории лагеря действует сухой закон. Т.е. пронести, конечно, можно. И ребята из ЦНИИМАШа проносили маленькие шкалики коньяка, но если поймают - может вплоть до изгнания с Форума дойти. И в общем-то я даже рад этому правилу - в смысле сухому закону - зато можно было не бояться пьяных дебошей и прочего. Все культурно и мирно.
Сам Форум - довольно большая территория. Прям в лесу стоят палатки, где народ живет, на нескольких полянах - большие шатры или сцены, где каждый день проходят всякие выступления и сборища, по утрам у большой сцены - зарядка. В принципе интересно, если побродить, посмотреть. И если при этом, в отличие от участников, тебе не надо рано вставать, обязательно посещать всякие тренинги. Короче, я бы наверное как гость еще раз туда съездил бы. Только вот организовал бы все по-другому. Во-первых, поехал бы на машине и остановился бы не в палатке все-таки, а где-нибудь неподалеку в гостинице. В том же Осташкове, который рядом находится. Во-вторых, набор вещей с собой взял бы другой. В общем, если меня туда еще раз пошлют, то я поеду уже со знанием дела.

ФОТОЧКИ!

Монастырь Нилова Пустынь

Сам Преподобный Нил, точнее статуя его, конечно)

Вот примерно так проходят лекции

Или так. Я, кстати, читал именно в таком формате - студенты на ступенечках и траве, я - перед ними. Слышно лучше и как-то душевнее

Вот такие шатры у участников

Центральная сцена

Лагерь

Наша часть лагеря, так называемый Крым.хдд Мои ребята собирают нам палатки

Красивая подсветка на одной из дорожек в лагере

Моя помятая морда на второй день. х))

Палаточный городок МЧС

Казаки

Казачья передвижная часовня и красная звезда позади. х)

Ну я не мог не. х)

Сначала я был один, а потом понабежали девОчки

@темы: командировка, впечатления, поездка, Селигер, интересное

---

Грусть, печаль.

Меня раздражает мейнстрим. Вышел Шерлок - все разом вспомнили про Шерлока и полгода (!!) никак не могут успокоиться. Вышел "Хоббит" - все, вокруг полно Балинов/Трандуилов/Торинов и пр. Куда не плюнь - попадешь либо в хоббита, либо в гнома, либо в эльфа. Вышла новая часть "Людей Икс" - все сразу всфапнули на Эрика и Чарльза, хотя до этого, с прошлого фильма, не сыщешь ни соигрока, ни картинок новых не найдешь. Так ощущение, что толпа хомячков кочует из фандома в фандом, ведясь на новые фильмы как осел на морковку - куда поманят, там эта толпа и окажется. Смотреть противно. Из-за этого я до сих пор не могу посмотреть "Шерлока", из-за этого мне больно смотреть на расплодившихся эриков и чарльзов, хотя я в этом фандоме еще с прошлого фильма и нежно люблю ОТП Леншерр/Ксавье. В общем, мир не меняется. Люди - стадо.

@настроение: легкое раздражение

@темы: размышления, люди - стадо

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я чувствую себя Теоном Грейджоем после стараний Рамси Болтона. Раздавлен и убит морально. Надо как-то собирать осколки себя и учиться заново жить.

---

Простите мой французский...

Ебать-копать... Бля... До меня только дошло!!! Только сейчас дошло!!! Я точно знаю, с кем спейрят Кирка в следующем ребутном Стар Треке. С этой blond bitch, Кэрол Маркус. Пересматриваю сейчас второй полнометражный тосовский фильм и сначала думаю, что ослышался, когда эту стервозную дамочку-ученого, у которой, как потом выяснится сын от Кирка, называют Маркус. МАРКУС, БЛЯ!!!! Гуглю и... точно она. Ппц. Все. У меня траур. За что они так со мной?!

Ребутная Кэрол

Тосовская

@темы: Стар Трек, Кирк, крик души, грусть-печаль, за что мне все это?!, как дальше жить?, Маркус

---

Ностальгия

Так сложилось, что планировавшаяся сегодня фотосессия отменилась. Так что сегодня и завтра я полностью предоставлен себе, дома и один. Вспоминая прошлое лето, прошедшее под девизом: "Пересмотри весь Стар Трек по стопицот раз!", я решил немного окунуться в ту атмосферу. И... надо сказать, пока получается)
Вчера я наварил глинтвейна, сделал суши и пересматривал шестой полнометражный фильм. Наверное, это все-таки самый любимый мой фильм из всех старых полнометражек. Я снова в голос ржал над тем, как весь мостик, обложившись словарями, пытался обмануть клингонский патруль, выдавая с запинками фразы на клингонском. Как всегда вспомнил песню On course, когда смотрел на Кирка и Маккоя, пробирающихся через снежные пустоши Рура Пента. И снова чуть не плакал на финальной сцене, когда Энтерпрайз отправился в свой последний путь...
Смысл отрицать, что Стар Трек так плотно вошел в мою жизнь, что уже стал ее частью, занимая свое, отдельное место в душе? Сегодня с утра, совсем как год назад, я снова пек оладьи с корицей и яблоками, смотрел серию ТОS про ромуланскую коммандер и ностальгировал. Говорят, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды, но, мне кажется, у меня пока это получается.

where no one has gone before...

@темы: Star Trek, TOS, ностальгия, полнометражные фильмы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Итак... Я сходил на новый фильм Люди Икс. Таки да, и до меня добралось. Ну... что могу сказать. Впечатления несколько смешанные остались. Но обо всем по порядку.

Дальше спойлеры

Что понравилось... Ну, однозначно понравилась идея перемещения во времени. Что в Стар Треке, что в "Назад в будущее" идея перемещения в прошлое и изменения его для того, чтобы изменилось настоящее - весьма интересна. Так что задумка в общем-то была весьма неплоха. Другое дело, что непродумана до конца и из-за этого (и не только из-за этого) в фильме было несколько откровенных ляпов, которые подпортили впечатление.

Во-первых, какой идиот переводил фамилию Магнето?! Какой нахрен ЛенСХер?! Когда я услышал, то сначала подумал, что неправильно понял. Но когда с экрана уверенно заявили второй раз: "ЛЕНСХЕР!", я медленно сполз в кресле. Человек, который переводил, вообще умеет читать по-английски? Он в курсе, что сочетание sh - читается как ш? Или уже в оригинальной версии была такая херня? Если так, то на кол режиссера! И всех, кто пропустил подобную ошибку в фамилии одного из главных героев.

Во-вторых, я не понял, как вообще Профессор оказался жив в конце концов в этом постаппокалиптическом будущем. Может я не помню уже ни черта фильмы про Росомаху? Ту трилогию, где заварушка с Джин Грей устроена была? Но вроде как там Чарльз погибает. Потом правда оказывается в другом теле. Но. Тут-то он в своем старом теле. Которого по идее уже нет. Спрашивается, создатели фильма учитывали прошлые фильмы или нет? По ходу нет. Или я запутался в доску.

В-третьих, меня убила жалкая попытка создать некое подобие гета в фильме. Это даже хуже, чем в Стар Треке попытка спейрить Ухуру со Споком, ей-Богу! Я так понял, что создатели пытались создать некий любовный треугольник: Магнето-Рейвен-Чарльз. Но идея с треском провалилась, потому что жалкие полторы фразы Чарльза в духе "он отобрал ее у меня!!11" смотрелись откровенно неправдоподобно. Особенно на фоне всяких слешных вкусностей в отношениях Ксавье и Леншера. Которые, кстати, выглядели куда более доверительными, чем этот якобэ гет.

В-четвертых, конкретно про Эрика могу сказать, что мне не понравилось, что его поведение сделали крайне нелогичным и тем самым слили персонажа. Нет, я понимаю, что он по сюжету выставляется одним из главных злодеев, но блядь это какой-от моветон уже, ей-Богу. Опять Чарльз уговаривает его, опять Эрик пытается творить какую-то совершенно нелогичную херню. Что это?! Что это?! Так и хочется вопрошать у создателей. Неужели не хватило фантазии выставить Магнето в более, кхм, разумном виде?! Наверное, единственное, в чем создатели сделали милость Магнето - это его сын. Я откровенно всфапнул на Ртуть. х) Симпатяжка,

В общем... Я не то, чтобы разочарован. Скорее несколько обескуражен.

@темы: фильм, Люди Икс, впечатления